На перебазирование в новое здание директор отвёл неделю, мы перебрались за сутки, выигранное время с торжеством использовали на апгрейды софта нейролинка.
Правда, потом к нижним этажам то и дело подходили вплотную большегрузные автомобили, краны подавали через широкие окна блоки суперкомпьютера, в зале торопливо соединяли в единое целое. Кто не успел, тот опоздал. Китай, Индия и Бангладеш уже впереди, хотя бы догнать, а уж обогнать – это цель с огромным призом.
Кто в самом деле работает, тому не мешает ни шум, ни суета где-то за дверью. Будущее делается здесь, даже не в зале, где отдел машинных расчётов, так в старину называли ЭВМ, теперь вернулись к тому же, потому что профессионалы упрямо отказывают любому суперкомпу в наличии даже зачатков интеллекта и не верят, что когда-то появится.
Софтовики переезда почти не заметили, везде одинаково сидят за компами, а три четверти вообще на удалёнке, но я чувствовал себя очень даже некомфортно.
Отныне под моей дланью ещё и железячники, и хотя собрать всех под одну крышу нужная идея, но всё же на притирку уходит часть драгоценнейшего времени.
В выходной день успели поработать до темноты уже дома, наконец Ежевика откинулась на спинку кресла, выпрямилась и потянулась чувственно, как юное животное.
Я услышал, как сладко хрустнули косточки, хотя, конечно, не косточки, даже если так говорят в богоносном народе, а всего лишь суставы, хотя откуда там быть суставам в таком хрупком теле, так, суставчики.
– А что, – сказала мечтательным тоном, – если поужинаем в кафешке, что на той стороне улицы?
– Как скажешь, – ответил я. – Мне всё равно.
– Грубый, – сказала она с укором, – нет чтобы обрадоваться моей гениальной придумке!
– И неожиданной, – согласился я.
– И неожиданной, – сказала она с весёлым вызовом. – Хоть какое-то разнообразие!
На ту сторону дороги перебежали, не обращая внимания на устаревшие «зебры», сейчас авто мчатся как пули, но автопилоты тщательно высчитывают всё-всё и никогда не наедут на человека, а в это позднее время ухитряются проноситься, не сбавляя скорости.
В кафе не только бесплатная подзарядка, но и скоростная, потому здесь любят тусоваться любители посидеть за чашкой кофе или бокалом вина, посмотреть живые новости со всех концов света, но сейчас почти пусто, только две парочки в дальних углах тихо, неспешно и чинно наслаждаются вечерним кофе и прожаренными тостиками.
На открытой небу площадке полдюжины столиков, внутри кафе ещё одна парочка за дальним столиком шушукается, сблизив головы. Ежевика понимающе улыбнулась, заметив, что девушка одну руку держит под столом, массируя парню промежность.
– Посидим здесь? Люблю ночной город. Он прекрасен…
– Лучше дневного, – согласился я, уточнил с педантизмом работающего руководителя: – Красивее. Бездельники всегда красивее работающих. С виду.
Официантка, ничуть не удивившись появлению поздних гостей, поинтересовалась с улыбкой:
– Как всегда?
– Да, – ответила Ежевика, – мы традиционалисты!.. с уклоном в глобализм. Верно, шеф?
– Ещё с каким уклоном, – согласился я. – Можно сказать, с перегибом из-за прошлых недогибов.
Через пару минут две тарелки с ломтями мяса и зелени оказались на столе, всё свежайшее, только что из принтера, два стакана натурального сока и хлеб, неотличимый от натурального, хотя именно теперь его принято считать натуральным.
Я с удовольствием смотрел, как она ест, у неё это получается, как у изголодавшегося щенка, а хороший аппетит – залог здоровья и высокой работоспособности.
– Мы здорово продвинулись, – напомнила она. – Говорят, ты вообще завсегда укладываешься в сроки? Педа-а-ант…
Я пробормотал с набитым ртом:
– Человек остаётся огромной и непостижимой удачей. Потому, пока не отвернулась от нас, нужно крепко держать её за хвостяру.
Она возразила рассудительно и важно, как ребёнок, рассуждающий о высоком:
– Человек родился из общего пробного нащупывания жизни! Во вселенной. Он возник по прямой линии из совокупного усилия апгрейда такого чуда, как жизнь. Так что наш взлёт предопределён. Вселенная не для того старалась, чтобы всё вот так с грохотом рухнуло в шаге от.
Я буркнул:
– Оптимистка! Вот из-за таких и падают на Землю Тунгусские метеориты.
Она взглянула испуганно:
– А что, метеорит Южалина…
– Пройдёт мимо, – заверил я, – хоть ближе, чем дали расчёты. Те, первоначальные. Может быть, заденет атмосферу. Но это лишь северное сияние в южных широтах и один-два хиленьких тайфуна.
– У нас?
– Нет, в проклятой Америке.
– Так им и надо, гадам. Лишь бы Илона Маска не задела… И Алёну Водонаеву. А то я уже собиралась умереть, лопнув от мороженого.
Улыбка у неё очаровательная, сразу преображает всё лицо. Сверху упали почти солнечные блики, это аэростат какой-то новой фирмы даёт дополнительную подсветку городским улицам, заодно раздавая своим подписчикам не то особый контент о спорте, не то о высокой моде для простых и очень простых мужиков.
Я молча любовался ею, потом моё лицо, похоже, изменилось, смотрю не на неё, а поверх её головы в сторону ярко освещённой изменёнными деревьями проезжей части улицы.
– Кто там?.. – поинтересовалась она, не поворачивая головы. – Агнесса с голыми сиськами?.. С её данными можно без одежды и по улице.
– Константинопольский, – ответил я приглушённым голосом, – чин из Академии наук, что вроде бы нас курирует.
Она переспросила шёпотом:
– Курирует?
Я пояснил с неудовольствием:
– У нас не армия, но иерархия из общества никуда не делась. Даже усложнилась, а это значит, всё размыто, никто никому особо не подчиняется, но нечто тёмное и тяжёлое давит сверху, влияет, вмешивается… Как у нас издавна. Традиция!
Она сказала со вздохом:
– Слышала, на Академию давят со всех сторон. Этот Константинопольский прошёл мимо или?..
– Или, – сообщил я тихо. – Заметил нас, свернул, гад.
– Надеюсь, не к нашему столику, – шепнула она.
– Зря надеешься, – ответил я. – Такие не упускают возможности…
– Мы возможность?
Глава 14
Я не успел ответить, Константинопольский уже элегантно лавирует между столиками, но не как умелый официант, тем предписано двигаться быстро, изгибаясь, как морские сирены, а этот вальяжный и барственный, словно в конце трудного и долгого рабочего дня зашёл наконец-то откушать рюмку водки и посидеть с друзьями.
Я наклонился и старательно отрезал от бифштекса ровный ломтик, Ежевика исподлобья смотрела на председателя Совета по этике, но нам пришлось поднять головы, когда Константинопольский остановился возле стола и произнёс приятным бархатным голосом:
