– Мы, – сказал я, – и есть новое поколение. У нас ещё нет чипа в мозгу, но место уже готово!
Глава 5
Я не интересовался у Ежевики, как так у неё дела, могу отслеживать по смартфону её огонёк, а если сильно позумить, то и фигурку с высоты одного из барражирующих над городом дронов или автомобиль, в котором едет или чем-то занимается.
И всякий раз, когда смотрел, либо едет к Константинопольскому, либо уже в его квартире.
В институте старательно обходил участок, где она работает за столом и с приборами, но сегодня она нарочито вышла мне навстречу, чистенькая и ясная, взглянула вопрошающе и с некоторым удивлением.
Я с усилием растянул мышцы лица в улыбке, деревянно кивнул и прошёл было мимо, но она спросила в спину:
– Могу спросить, как дела?
Я повернулся, посмотрел в её лицо. Вроде бы мелькнула тень некоторого смущения, самая малость, но смотрит всё так же ясно и внимательно.
– Нормально, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – С опережением, чем гордимся.
Она спросила быстро, быстрее, чем требовалось:
– А кто помогает?
– Фауст, – ответил я. – Влатис, Антолий, Бер… Да все, сама знаешь.
– А Виолетта? – спросила она.
Я кивнул, ещё не врубившись в суть её вопроса.
– Да, и она тоже.
– Она хороша?
– Хороший молекулярщик, – ответил я, – карту гипоталамуса видит, как никто.
Она повторила:
– Нейрокортекса?.. Значит, она знает…
Я видел, как она замолчала, подбирая слова, пришёл на помощь:
– Куда вставлять электрод Мёбиуса?.. Да, хорошо знает, как попасть в нужное место, не задев остальные… Извини, вон Анатолий машет, что-то случилось.
Я заставил ноги сдвинуться с места и удалился быстрой походкой. Спинной мозг со своими тёмными инстинктами силён, но с каждым днём всё увереннее правит неокортекс. По крайней мере, мною.
Похоже, по моему ответу она даже не ощутила, что меня всё это заметно тряхнуло. Я молодец, конечно, хотя что тут геройского, напротив, должен стыдиться и помалкивать даже себе, что меня это задело. Мужчине, тем более современному, эти мерехлюндии должны быть как с гуся вода.
Анатолий перехватил на полдороге:
– Шеф, – выпалил он жарким, как пламя из сопла взлетающего Dragon Crew, голосом, – Константинопольский вчера призвал церковь, что и так нас считает антихристами, мобилизовать прихожан на борьбу с внедрением нейролинка! Самым изощрённым, как он сам сказал, орудием Сатаны!
Я остановился, сдавленный гнев не утих, но начал воспламеняться уже в другую сторону.
– Церковь? Вот же сволочь… Это уже совсем нечестный приём.
– В политике нет честных приёмов, – напомнил он, – есть эффективные, а есть провальные. Константинопольский сейчас политик.
Я сказал злобно:
– Как он быстро скатился…
– В политике некуда скатываться, – сказал он. – Если политик – то прожжённая сволочь, на которой клеймо ставить некуда. И некуда ниже скатываться. Даже начинающий политик, есть такая формулировка, тоже сволочь изначально, иначе нашёл бы работу почище.
Я смолчал, у меня другое представление о политиках, не такое уж всенародное, но насчёт Константинопольского прав, если тот в самом деле ищет смычки с церковью.
Я тоже политик, иду на компромиссы с совестью пусть не с лёгкостью, но иду. Цель оправдывает средства. Всё для фронта, всё для победы.
Он смотрит с ожиданием, я ответил как можно более рассудительным тоном:
– Церковь даст всего лишь большинство. Но люди, что ходят в неё или хотя бы прислушиваются к ней, абсолютно не играют никакой роли. Это массовка, да и та сидит по домам и тупо смотрит в жвачник. Нам они не в помощь, но и не помеха.
– Шеф, – сказал он предостерегающе, – сейчас толпы даже правительства по всему миру свергают!.. А их пальчиком тронуть почему-то не смей.
– Живём по каким-то марсианским законам, – согласился я. – Надеюсь, в какой-то момент очнёмся от этой дури.
– На руинах, – сказал он жутко серьёзным голосом.
Ещё пару раз за рабочий день видел Ежевику, потом пришлось покинуть здание, зачастили комиссии, что следят за «здоровьем народа» и позволяют задерживаться на работе. Вряд ли какая-то сволочь из наших стукнула, хватает и просто недоброжелателей, что с улицы видят, как с наступлением темноты в здании загорается свет.
Ещё на улице ощутил страшное одиночество, хотя на тротуарах многолюдно, из метро выплёскиваются стайки веселящейся молодёжи, везде ха-ха и хи-хи, дикарское веселье, как перед концом света, но передо мной резко затормозил автомобильчик, перекрывая дорогу, распахнулась дверца, и мягкий голосок Виолетты донёсся изнутри:
– Шеф, машина подана!
Я молча и с облегчением, хотя старался не выказывать его слишком явно, плюхнулся на сиденье. Авто тут же сорвалось с места, не дожидаясь, пока пристегну ремень, а это значит, Виолетта отключила автоматику.
– Хорошо водишь, – заметил я.
Она счастливо улыбнулась похвале.
– Я окончила с отличием курсы экстремального вождения, шеф!.. Вы же не против, если я довезу вас на десять минут быстрее?
– Ещё как не против, – сообщил я. – А как насчёт штрафов?
– У меня гасилка, – ответила она скромно. – Как только радары начнут нас засекать, ребята из андеграунда улучшат и гасилки. Пока что частная инициатива не сдаётся!.. Шеф, а у нас какая?
– С виду государственная, – сказал я, – но нам дали полную свободу, потому что наши цели совпадают. Мы даже властям о своих результатах не докладываем по их же инициативе.
– Шеф?
– Страшатся, – сообщил я, – что у них утечек будет больше. Представляешь, нам верят больше, чем себе.
Она сделала лихой разворот, меня прижало боком к дверце, натягивая ремень, бросила в мою сторону быстрый взгляд.
– И вы, конечно, этим воспользуетесь?
– А как иначе?
Она довольно заулыбалась, мягкая и такая домашняя, уж никак бы не подумал, что у неё за спиной курсы экстремального вождения.
Автомобиль, быстро сбрасывая скорость, остановился у крыльца, я вышел, придержав дверцу для Виолетты, тем самым молча дав понять, что да, приглашаю к себе.
– Только сумку захвачу, – предупредила она.
Багажник поднял крышку по её жесту, она ухватила что-то увесистое в пёстрой упаковке, в дело вступил укоренённый женский инстинкт: самца нужно кормить хорошо и сытно, тогда он защитит и сам разрулит все вопросы.
Пока я принимал душ, она разогрела и разложила по столу, я сперва даже засомневался, что столько съедим, хотя выглядит аппетитно, и кроме просыпающегося голода ощутил и аппетит.
