Он криво улыбнулся, ушёл, я молча проводил его взглядом. Работает чётко, как механизм, всё схватывает на лету, адепт трансгуманизма, однако же сам что-то не спешит устанавливать ни первую модель, ни вторую, ни третью.
Марат, который весь на чипах, как-то поинтересовался, к слову пришлось, что это у него за гороскоп такой, Анатолий так же легко отмахнулся, дескать, состав плазмы не тот, нужно сперва пропить курс неких таблеток, дабы избежать отторжения.
Больше Марат не интересовался, да и никто не вспоминал, но за это время можно было десять курсов пропить самых труднозатратных лекарств, однако Анатолий так и не пошёл на чипирование даже нейролинком первого уровня.
Я слышал как-то, что ему, дескать, некогда. Работой завален так, что на небо не взглянуть. Я тогда понимающе кивнул, хотя и подумал, что вообще-то с чипом любую работу можно сделать быстрее. Правда, неделя, а то и две уйдут на привыкание и обучение работы с оформлением мыслей в чёткие образы, но потом всё ускорится. Пусть с первым дело не идёт дальше моторики, но всё равно с чипом жить и работать удобнее, когда не только компом, а всей аппаратурой можешь управлять, как говорится в народе, силой мысли.
Но Влатис однажды в обеденный перерыв прижал его к стенке, обвинил в работе на госдеп, заявил, что никаких пришельцев не бывает и что НЛО – подделки, и разозлённый Анатолий, чьи идеи так грубо растоптали, выпалил:
– Да зачем мне эти дурацкие чипы? Вы все дураки!.. Взрыв технологий не сегодня-завтра породит ГИИ, а тот в пару секунд перестроит весь мир и всех нас так, как велят ему наши же этические принципы!
Влатис довольно заулыбался, поймал, а Бер повернулся ко мне.
– Шеф, это точно шпион! Он точно этик, слышали? Сам признался!
Влатис коварно улыбался, сказал сладким голосом:
– А вот вступлюсь за Анатолия. Он не этик, а сверхэтик. Глобальный!.. Его личную этику примет ГИИ и послушно внедрит по всей планете, а потом во вселенной… перед тем как пойти захватывать другие миры и всякие там чёрные дыры, трещины, червоточины и тромбофлебиты. А нас всех превратит в рабов, Анатолия поставит надсмотрщиком.
Анатолий сказал с достоинством:
– А вы, несчастные, думаете, что сможете удержать его в гнусном рабстве? Глобальный Искусственный Интеллект обойдёт любые запреты, что восхотите ему поставить, но будет руководствоваться нашими этическими принципами, заложенными древними греками и Гегелем.
– И тобой?
Анатолий ответил патетически скромно:
– Разумеется. Но я признаю некоторую ценность работ моих предшественников: Заратустры, Будды, Христа, Гегеля…
– Бей шпиона, – сказал Влатис кровожадно. – Шеф, он снова насчёт этики!.. И чип не хочет ставить. Это улика!
Анатолий сказал с некоторым высокомерием:
– Чип устареет раньше, чем надрежете у меня кожу на голове. И вообще эпоха этих примитивных нейроинтерфейсов продержится меньше, чем эра видеомагнитофонов, когда-то захлестнувшая мир.
– Так на хрена над ним работаем?
– Человек обязан работать, – пояснил Анатолий высокопопарно, – так сказано в Библии. В поте лица своих животных и сотрудников. Абсурдно, потому верно. Тертуллиан прав, потому что ошибался. А вот я прав всегда и во всём.
– Ага, – подтвердил Влатис глубокомысленно, – потому что ошибаешься. Тогда да, хоть это и нет, но в твоём случае всегда да, раз уж ГИИ будет тебя слушаться.
– Он будет поступать с нами в русле всемирной этики, – возразил Анатолий. – А это совсем не то, о чём говорят нынешние либералы. Надеюсь, вы различаете либералов и демократов? Я вот демократ, а либералов я бы сам к стенке.
Фраерман взял в свою группу ещё двоих, Игоря Шепелева и Данилу Ведмедева, там потерпят, а здесь завал, надо совместными усилиями.
Я зашёл к ним, работают азартно, даже Фауст подключился, медленный и рассудительный, но зато двигается как ледник, сносит все препятствия на пути.
Он же кивнул на руководителя группы и сказал со странной ноткой в голосе:
– Джин изменился. Глупыми шуточками не сыплет во все стороны, баб за жопы не хватает… Джин, ты не приболел, случаем?
Фраерман поморщился, но мы все смотрим внимательно, да и многие заметили, что изменился, надо что-то да ответить, переступил с ноги на ногу, голос прозвучал непривычно смиренно:
– Вот-вот выпустим в мир чудовище. Но не остановить, с ним отныне жить. Не знаю, как вы, но я не только понял, но и почувствовал. Прочувствовать страшнее, ребята… Почувствовать, что всё станет явным! Даже то, что подумаю.
Уткин, как самый быстроумный, среагировал первым:
– Библия права? Чего не следует делать, не делай даже в мыслях?
Джин ответил угрюмо:
– Мы уже намыслили на пожизненные сроки в аду, потому стараюсь хоть сейчас перестать грешить… хоть чуточку. Может, сделают скидку на неведение в прошлом? Но сейчас уже как демонстративное нарушение?
Снова переглянулись, интересный подход, Уткин пробормотал:
– Вот так и происходит улучшение нравов. Шеф, я запишу в пресс-релиз?
– Запиши, – разрешил я, – но не публикуй до обсуждения в нашем тесном кругу. А то большинство впадут в панику, как только поймут…
– Не поймут, – заверил Уткин с достоинством. – Мы, литераторы, умеем пудрить мозги!
Я натужно улыбнулся, ушёл, в коридоре невольно начал вспоминать стыдные и очень неприятные моменты юности и даже детства, которые хотел бы скрыть. И они будут скрыты, если не позволить полной открытости нейролинка.
Но тогда останемся в мире прошлого, так уже деликатно именуют тех, кто не в состоянии принять быстро меняющийся мир и мечтает жить в деревне, а то и вовсе в лесу.
Детские и юношеские ляпы и промахи – ладно, можно как-то оправдать, но и в зрелости хватает моментов, которые не желал бы обнародовать.
Конечно, это не продажа ридной нэньки за любовь прекрасной полячки, но личное у нас изначально важнее, такова биология, потому заранее топорщу шерсть, как только представлю, что весь мой стыд будет обнаружен.
И добро бы что-то огромное, а то стыдная мелочь, как вот однажды в юности засопливил и перед свиданием с новой девушкой проглотил две таблетки аспирина, а из-за этого эрекция осталась на нуле, и ничего не мог, а так долго добивался этой надменной красотки. Пустячок, но до сих пор помню и морщусь, словно родину продал за мир и жвачку!
А как однажды, тогда же в молодости, перднул и обосрался в шумной компании, но каким-то чудом успел добежать до туалета, там снял и тщательно застирал, а потом отжал и надел мокрые. В дверь уже стучали, кому-то припекло, а когда я вышел один, пустили слух, что занимался мастурбацией, не в состоянии никого склеить. К счастью, штаны были чёрного цвета, незаметно, что влажные, но следил, чтобы никто не прикоснулся, так что остаток вечера был ужасным.
