Совесть, справедливость и благочестие – вот путь к нашему спасению.
Аминь.
* * *
Империя Единства. Россия. Москва. Кремль. Тайницкий сад. 14 октября 1918 года
– Я не Михайлович! Я – Васильевич!!!
Мальчик был похож на злого нахохлившегося воробья, который готов в любой момент перейти в атаку.
Маша медленно выпустила воздух из легких. Вот за что ей это все? За что такое наказание? Ей своих детей разве мало? Да и то, где она, а где дети! Почему она должна разгребать эти авгиевы конюшни? Она с ненавистью оглядела стены Кремля.
«Москва-Москва, как я тебя ненавижу! Ничего хорошего я от тебя не видела! Одни страдания!!!»
Императору стало немного лучше. Его даже отсоединили от доноров, давая возможность организму бороться самому. Вновь тянутся часы и дни тоски, ожидания, страха.
Сегодняшние выборы в России и их итог от нее никак не зависят. Все сделают за нее. Нет возможности на что-то повлиять.
Тем более, что ей референдум в Австро-Венгрии? Что ей бои в Чехии? Что ей охваченная смутой Венгрия и румыны, которые все же не удержались от глупости ввести в Трансильванию свои войска? Почему ее это должно волновать больше, чем любимый, который завис между жизнью и смертью?
Сегодняшний разговор с сыном Михаила и Ольги был мучителен сам по себе. А тут еще и мальчик решил показать характер. Но Маша твердо была намерена закрыть все долги мужа и качнуть его весы в сторону жизни.
– Послушай, ты сам волен выбирать, кем тебе быть – Михайловичем или Васильевичем. По праву крови ты – Михайлович и светлейший князь. У тебя есть еще титулы маркиза и барона, можешь использовать их. Ты – дворянин Империи, а уж как титуловаться, решать сугубо тебе.
Мишка мрачно шел рядом с императрицей по дорожкам Тайницкого сада. Когда его везли из Марфино, он был полон решимости устроить скандал, фыркать и дерзить. Хорошо хоть поехавший с ним Георгий всю дорогу хватал его за ноги и опускал на грешную землю.
Но тут, в Кремле, оказалось так, что царица вовсе не собирается его уговаривать, как-то выпячивать его новый титул и вообще демонстрировать свою величайшую милость и благоволение. По рассказам Георгия и по тем эпизодам, когда ему самому приходилось видеть юную императрицу, он ожидал встретить в Кремле величественную, блестящую и очень опасную Марию. Вместо этого всего Мишка увидел очень уставшую, измученную молодую женщину, которая держалась на ногах из последних сил.
Чтобы хоть что-то сказать, мальчик буркнул:
– А эти титулы мне тоже достались из-за того, что я сын императора?
– Нет, – соврала Маша, – это заслуженные титулы полковника Василия Мостовского и имперского комиссара Александра Мостовского, спасшего ценой своей жизни французского императора и его мать. Ты можешь гордиться этими титулами. Никто не вправе у тебя отнять их славу и их гордость. Но и гордость быть сыном великого императора Михаила Второго тоже никто у тебя отнять не может.
– И что вы от меня хотите?
Но Маша уже напряженно смотрела на спешащую к ним фигуру.
– Что-то случилось…
Человек еще издалека закричал:
– Государыня! Императору очень плохо! Кризис! У нас нет доноров!!!
Смертельно побледневшая Маша бросила на мальчика взгляд расширившихся от ужаса глаз:
– Помолись за него. Это все, что я прошу… Прости его и помолись, умоляю!!!
И заспешила к зданию клиники.
* * *
Евгений Сергеевич Боткин. Лекция
[55] в Императорской Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. 1940 год
– Первейшими принципами нашей профессии я уже означил вам отношение к делу как служению, оказанию помощи, несмотря на неблагоприятные условия, без оправдания бездействия и ссылки на те или иные обстоятельства. Ярчайшим проявлением их стала работа русских врачей в годы «американки», когда мы все работали изо всех последних сил, отдавая себя без остатка врачебному долгу. Ярчайшим примером этого служения стал подвиг лейб-медика Николая Васильевича Сперанского, не только спасшего своей кровью государя, но и открывшего нам путь к пониманию лечения «американки».
Тогда, в октябрьские дни 1918-го, мы не знали, как лечить «американку». Предложенное профессором Гедройц замещающее переливание крови стабилизировало состояние больного. Недостатка в крови для государя не было. Гвардейцы всех полков Москв, готовы были отдать кровь государю. Даже горцы Дикой дивизии, по вере своей считающие, что, отдавая кровь, они отдают душу, с готовностью шли на это для Михаила. Мы, особенно после горьких слов государыни, спешили. Состояние государя было критическим. В этой спешке мы не сразу поняли, что переливаем кровь недавно привитых от оспы. В смятении мы прекратили процедуру и стали искать чистых доноров, но состояние государя стало резко ухудшаться. И тогда профессор Сперанский своею волею вошел в карантинную зону и приказал делать взаимное переливание крови от него Государю и от государя ему. Тем самым он надеялся дать нам время найти нужных доноров, и, прогоняя через себя кровь реципиента, насытить ее кислородом, разбавить вирус в общем увеличившемся объеме кровотока, снизив общее его содержание у больного. Три часа кровеносные системы врача и больного были одним целым. Государю явно становилось лучше, но у Сперанского появились первые явные признаки болезни. Мы как раз нашли достаточное число доноров: не привиты от оспы были монахи и монахини московских монастырей. Именно их кровь переливалась в следующие дни государю.
Сегодня многие пытаются гадать – что же спасло императора Михаила тогда: наука или чудо? Всенощная молитва государыни на праздник Покрова Богородицы, «кровь святых старцев» или гениальность и самоотверженность врачей… Я еще повторю вам: мы делали все что могли, но что нужно делать, мы не знали!
В те дни я еще более уверовал в то, что «Дела» без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей. Там у постели государя мы сделали много ошибок, но именно через их череду Господь вывел нас к излечению.
Теперь, после многих лет исследований, мы можем предполагать, что привнесение в организм больного оспы вызвало, как назвал это государь, «интерференцию вирусов». А вымывание молодой крови больного кровью стариков снизило иммунное самоизнурение организма. Но мы по-прежнему не знаем этого твердо. Но одно могу сказать: вера благословенной нашей государыни, верность врачебному долгу врачей, деятельное сострадание ближнему доноров и беспримерный подвиг самопожертвования лейб-медика Сперанского спасли тогда государя.
Врач должен помнить всегда, что «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Вспоминайте это, когда будете спасать своих больных, вспоминайте подвиг Сперанского, и помните, что только поступком, не бездельем, а делом можно получить от Господа шанс победить болезнь.
