Молча.
Смотрю на нее с интересом. Ответ прост:
– Я проголодалась.
Судя по ее хищным глазам – да. Еще и как.
– Отнести тебя в столовую?
Смех.
– Нет, я тебя здесь съем.
Да, мы никак не могли насытиться друг другом. Прошло два месяца с тех бурных дней октября, но…
Горячий поцелуй. Да что там «поцелуй», мы целовались как сумасшедшие, словно молодожены, ну, так, как мы целовались в поезде в тот день, когда прорвало плотину официоза и чопорной вежливости. А может, и еще страстнее. Да как это можно сравнивать вообще!
Усевшаяся на колени Маша не отпускала мои губы ни на мгновение, даря с каждым поцелуем все новую и новую волну счастья.
Боже, как я Тебе благодарен! За жену, на детей, за то, что жив остался после всего, что случилось!
Задыхаясь:
– Какая же ты у меня молодец…
Задыхаясь:
– Я знаю…
Новый приступ поцелуев. Как я соскучился по ней, по ее сладким губам. Столько времени быть рядом и не иметь возможности даже коснуться. А после сплошной официоз, будь он неладен!
Протокол. Венчания. Речи.
Карантин. Врачи. Обследования.
Нам не разрешали даже коснуться друг друга. Даже подойти слишком близко!
Как томительно, как тяжело, как невыносимо!
Мы друг без друга. Мы без детей.
Прозрачная стена между нами.
Потом две недели на Острове. Видеть детей только через стекло. Как же я по ним соскучился!!! Даже боюсь представить, что чувствует Маша. Мать все-таки…
Тут за окном что-то бабахнуло.
Жена вскинулась и спросила напряженно:
– Это что?
Пожимаю плечами.
– Пойдем – посмотрим.
Через несколько мгновений звонкий смех разнесся по округе.
– Ты зачем ЭТО сюда приволок?
– Мне было скучно, и я решил немножко пошалить.
– Убирай это обратно. Детей разбудишь!
– Пусть постоит, малыш. Он больше не будет стрелять.
Маша с сомнением покосилась на идущий по волнам крейсер «Аврора».
– Обещаешь?
Киваю.
– Обещаю. Больше никаких выстрелов крейсера «Аврора» и больше никаких революций.
– И чем ты тогда будешь заниматься?
– Буду готовиться к двадцать первому году.
– Очередное пророчество?
– Да, счастье мое.
Императрица нахмурилась:
– Твои пророчества вечно оборачиваются проблемами. Я их боюсь. Предсказал «американку», и сам чудом жив остался. Ты бы видел, в каком ужасном ты был состоянии.
Пытаюсь шутить:
– В гроб краше кладут?
Маша поежилась и ответила серьезно:
– Намного краше, уж поверь. Так что я даже боюсь представить, что будет в этом твоем 1921 году.
Обнимаю ее и целую.
– Не бойся, все будет хорошо.
Хотя и не у всех. Вслух я этого, разумеется, не сказал.
Будет.
Мир в огне.
Пожары.
Высохшие реки.
Покрытая страшными трещинами ссохшаяся земля.
Уже скоро.
Императрица подняла на меня тревожный взгляд:
– Миша, пообещай мне, что я больше никогда не буду править Империей вместо тебя.
– Обещаю.
Что я могу еще сказать? Два тучных года и два голодных. Засуха. Пожары в небе и на земле.
И новое явление Богородицы.
Пора мне записываться в число пророков.
На полставки.
