Цзянь с трудом перевел дух. Двойные мечи оказались гораздо эффективнее, чем он думал. Он перекатился на спину, беспомощно наблюдая за тем, как его противник пинком отбросил дубинку в сторону и двинулся к нему, выписывая мечами восьмерку в воздухе.
Цзянь зашарил вокруг, ища оружие — камень, хоть что-то, — но под руку попадались только веточки. Он швырнул в противника землей, но тот даже не замедлил шага. Когда юноша уже думал, что ему настал конец, две мощные руки обхватили человека в маске за шею сзади и нажали. Убийца попытался достать врага клинком через плечо, но тут его голова резко повернулась в сторону, и он, обмякнув, повалился наземь.
За спиной у незнакомца в маске, тяжело дыша, стоял очень мокрый и очень злой Сайык. Оскалившись, он пнул того, кто его чуть не утопил, в бок, переступил через труп и протянул Цзяню руку.
— Ты спас меня, заморыш.
Цзянь принял протянутую руку и поднялся.
— А ты меня. Что это за люди?
— Сейчас узнаем. — Сайык сорвал капюшон с убитого и выругался: — Катуанское отродье!
Цзянь почувствовал, как кровь застыла в жилах. Он-то был уверен, что это просто месть Южного Креста. Правители послали бы за ним Немых, а профессиональные охотники за наградой не явились бы столь скверно снаряженными. Ему не приходило в голову, что за Предреченным героем могут охотиться катуанцы.
Цзянь вспомнил катуанку, пытавшуюся его похитить.
Они знали, где он, и, очевидно, пришли, чтобы отомстить за убитого Хана. Нападение на школу предстало перед Цзянем в новом свете.
Он потянул Сайыка за рукав.
— Надо отсюда выбираться. Здесь может быть целое войско! Я знаю, как выйти.
Цзянь указал в сторону заднего двора.
Сайык посмотрел на главный дом. Явно у него были другие мысли.
— Я найду мастера.
Цзянь нагнал его у черного хода. Из дома доносились звуки боя. Ломалась мебель, несколько голосов перекрикивали друг друга.
— Это Гуаньши, — сказал Сайык. — Я его сопение узнаю где угодно.
— Там и Синьдэ!
Шум усиливался по мере того, как юноши крались по пустому коридору. Они уже почти достигли двери в хозяйскую гостиную, когда сквозь бумажную стену пролетело чье-то тело. Цзянь сорвался с места и ногой ударил пытавшегося встать катуанца в лицо.
Заглянув в гостиную, они увидели окровавленного Гуаньши, который сражался с тремя одетыми в черное убийцами. Синьдэ боролся еще с одним, который прижимал его к стене. Застывшее лицо старшего ученика сулило мало хорошего.
Мастер Гуаньши размахивал своим длинным топором Конеубийцей с яростью, достойной его звания и репутации. Огромное золотистое лезвие, описывая в воздухе ослепительные дуги, вращалось вокруг Гуаньши. Трудно было поверить, что таким большим и тяжелым предметом можно двигать столь изящно и быстро, но в руках мастера громадный топор летал, как опытный партнер в танце.
На глазах у Цзяня и Сайыка Конеубийца пронзил одного из нападавших насквозь. Мастер уперся сапогом в грудь убитого и высвободил клинок. Он развернулся как раз вовремя, чтобы отразить прямой удар напавшей сбоку катуанки. Легкий меч в ее руках так и мелькал, но огромный топор каким-то чудом не отставал от меча — клинки ритмически звенели, словно колокола.
Гуаньши не стал зевать, когда противница размахнулась слишком высоко. Он отбил удар и опустил лезвие Конеубийцы на запястье катуанки. Меч и сжимавшая его рука отлетели через всю комнату — кровь брызнула на пол и потолок. Женский вопль оборвался, когда мастер милосердно нанес смертельный удар. Цзянь поспешил на помощь Синьдэ. Последнего из нападавших свалил Сайык.
Все четверо стояли в гостиной, тяжело дыша.
— Вы еще в состоянии драться? — спросил Гуаньши, внимательно глядя на Синьдэ.
— Да, мастер, — решительно ответили Сайык и Цзянь.
— Да, мастер, — повторил Синьдэ, едва ворочая языком.
— Вы трое, ступайте за помощью, — велел Гуаньши. — Выбирайтесь через задний двор.
— А как же остальные? Как же школа? — спросил Цзянь.
— Я пойду искать выживших.
— Но…
— Не спорь со мной, сынок, — резко перебил Гуаньши, выводя учеников из гостиной. — Хороший воин знает, когда делиться мыслями, а когда следовать приказам.
Они устремились вслед за мастером в дальнюю часть здания, петляя по комнатам и торопливо минуя темные коридоры. Повсюду они находили следы битвы. Столы и шкафы были опрокинуты, стулья сломаны. Они обнаружили еще четыре трупа — двух учеников, садовника и катуанца в маске. У Синьдэ на глаза навернулись слезы, когда он увидел Каосана, многообещающего юношу, который поступил в школу лишь месяц назад. Сайык выругался, обнаружив, что второй убитый — его друг Сыан. Хоть Цзянь и презирал Сыана, он тоже невольно ощутил боль и ярость при виде судьбы, постигшей однокашника.
— Это я виноват, — сказал Сайык. — Они пришли за мной. Проклятые катуанцы хотят отомстить моему отцу. Я их заставлю заплатить.
Они свернули в коридор, выходящий в сад, когда в дверях появилась одинокая катуанка с копьем в руке. Казалось, ее совсем не пугали превосходящие силы противника. Женщина медленно опустила оружие и кончиком острия коснулась пола. Официальный вызов на бой.
— Некогда! — крикнул Гуаньши, занес Конеубийцу и двинулся к катуанке.
Быстро взмахнув копьем, та нанесла удар, едва Гуаньши оказался в пределах досягаемости, — ей почти удалось обогнуть лезвие топора и ударить наставника по ногам. Гуаньши перескочил через копье и обрушил Конеубийцу на нее. Драка могла закончиться мгновенно, но катуанка уклонилась от нападения, а второй удар отбила, ловким движением подставив древко. Двигалась она почти небрежно, но быстро и мощно.
Могучие удары блещущим лезвием Конеубийцы женщина парировала своим более длинным оружием. Оба выискивали у противника слабые места. Поначалу казалось, что бойцы равны. Копье двигалось в руках катуанки небывалым, как думал Цзянь, образом. Оно казалось живым существом, извивающейся змеей, которая постоянно сжималась, разжималась, качалась из стороны в сторону, кусала и наносила удары, защищая свою хозяйку.
Почуяв, что дело серьезное, Гуаньши стал маскировать свои движения, чтобы противнице было труднее их предугадывать. Цзянь всегда считал Синьдэ прекрасным воином, но его умения меркли в сравнении с тем, как владел лунсяньской техникой Гуаньши. Если Синьдэ скрывал свои действия, как бы оставляя размытый след, то эхо ударов Гуаньши словно жило собственной жизнью. Невозможно было понять, где настоящий удар, а где иллюзия. Его две руки превратились в восемь, две ноги — в четыре. Конеубийца блестел так ярко и двигался так быстро, что бойцов как будто окружал сияющий вихрь.
К большой досаде Цзяня — а также Синьдэ и Сайыка, — катуанка не только успешно оборонялась от Гуаньши, но и выдерживала град ударов, не отступая.
