Цзянь ухватил нож поудобнее и, прижимаясь к стене, направился вниз по винтовой лестнице. В прихожей тоже было безлюдно, но он уже даже не удивился. Не желая без нужды рисковать, юноша перекатился под креслом и нырнул за стол. Меч и висящий на спине лук запутались, колчан то и дело переворачивался вверх дном, оставляя на полу дорожку из стрел.
Цзяню понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до выхода из башни. Едва шагнув во двор, он перепрыгнул через перила и спрятался в маленькой нише, где находилась дверца для слуг. Там юноша огляделся, а потом отправился дальше, перебегая из тени в тень.
Даже несмотря на лязг доспехов, во дворце было слишком тихо. Только оставшись без свиты, Цзянь понял, насколько привык к постоянному шуму, который та производила. Теперь он оказался один, совсем один, и тишина казалась непривычной и зловещей. По телу поползли мурашки. Юноша ощутил удушливый ужас.
Как бы поступили его наставники?
В голове у него прозвучали слова мастера Бай: «Если на героя нападают, его задача — найти и уничтожить врага».
Тогда Цзянь решил, что это отличный совет.
Стиснув зубы и собравшись с духом, он медленно достиг края Небесного двора. Сердце престола Тяньди было символом пророчества. Там находился древний трон бывшей империи Чжун. Если во дворец явился враг, несомненно, он направился именно туда.
Цзянь оглядел обширную площадь Небесного двора. По-прежнему вокруг ничего не шевелилось, не считая танцующих на ветру листьев. Цзяню предстояло пересечь двор и подняться на Тысячу ступеней, чтобы добраться до тронного зала, — без всякого прикрытия. Сделав глубокий вдох, Цзянь выскочил из тени здания на открытое пространство и пустился бежать со всех ног. Отчасти он ожидал, что вокруг засвищут стрелы. Катуанцы — если дворец действительно захватили они — были прекрасными лучниками и наверняка выставили дозор. К счастью, наставники всегда хвалили его за быстроту.
Достигнув подножия лестницы, Цзянь ощутил тяжесть своего облачения. Хоть раньше он и сражался в полном доспехе, но никогда в нем не бегал. Да и увесистое оружие только мешало. Он начал постепенно избавляться от лишнего груза. Проделав четверть пути, Цзянь скинул посох, затем копье. Примерно на шестисотой ступеньке снял шлем, потом бросил цепной хлыст. Добравшись до верха, он так измучился, что рухнул на пол и перекатился на спину, широко раскинув руки и ноги. Если катуанцы намеревались его застрелить — что ж, пожалуйста.
Немного придя в себя, Цзянь сел и снял лук с плеча. Колчан снова перевернулся, и все стрелы высыпались. Тяжело дыша, юноша протянул руку.
— Пить.
И тут он все вспомнил.
Цзянь поднялся и обвел дворец взглядом. К этому времени он уже должен был увидеть хоть кого-то — но не видел ни лучников, ни притаившихся в тени убийц. Возможно, дворец действительно обезлюдел. Вместо того чтобы пройти дверью для слуг, как он изначально собирался, Цзянь вошел через парадную дверь. Он слишком устал прятаться. Он распахнул створки, сделал два шага — и наконец увидел живого человека.
Он предпочел бы встретить убийцу.
Тайши, эта отвратительная старуха, сидела на троне, небрежно опираясь на руку и попивая чай. Цзянь схватился за саблю и подошел к ней.
— Садиться на трон — тяжкое преступление. Даже мне этого не разрешают. Пустой трон — символ того, что у государств нет единого императора. Тебя повесят за такую наглость.
Тайши с презрением взглянула на него.
— Ты слишком долго сюда добирался, — произнесла она. — Мне сообщили, что ты поднимаешься с восходом Короля.
— Слуги меня не разбудили. Они все куда-то делись, — пожаловался Цзянь. — Что ты здесь делаешь? Я же велел тебе убираться из дворца.
— Пью чай и жду тебя. — Тайши неторопливо отхлебнула из чашки. — Я распустила твоих слуг. Точнее сказать, я воспретила кому-либо входить во дворец вплоть до дальнейших распоряжений.
Цзянь побледнел.
— А мои наставники? Сегодня утром очередь мастера Вана…
— Особенно этим никчемным глупцам, — перебила старуха с улыбкой.
Она явно наслаждалась происходящим.
— Ван и остальные — те, кто еще не утратил уважения к себе, — покинули город нынче утром.
— Верни мастера Вана! Он мне нужен. Мне нужны все мои наставники!
— Ошибаешься. Глупцы могут учить только глупостям, — произнесла Тайши и снова отхлебнула чаю. — Им было велено вырастить предводителя армии Чжун. А они воспитали цирковую обезьяну.
Эти слова были сродни пощечине. Но раз она пыталась поднять его наставников на смех, Цзянь желал оставить последнее слово за собой.
— Ты не имеешь права так говорить со мной! — закричал он. — Я Предреченный герой…
— Забудь об этом, — перебила Тайши, загибая палец. — Никто больше не будет называть тебя героем и спасителем. Просвещенные государства вырастили избалованного неженку. Ты никто, пока чего-то не достигнешь. До тех пор ты лишь испорченный мальчишка, играющий в героя и подражающий недостойным глупцам.
— Верни немедленно моих слуг и учителей! — завопил Цзянь. — Я приказываю!
Тайши загнула еще один палец.
— Ты еще не заслужил права приказывать. Власть не получают просто так. Сильный вождь выковывается, а не рождается. Больше никаких кланяющихся слуг и пресмыкающихся подхалимов. Довольно развращенных наставников и придворных, заискивающих перед тобой ради политических выгод. Ты воин и ученик. С этой минуты ты мой ученик. Я займусь твоим воспитанием. Теперь ты под моей опекой и ответственностью. Тебе давно уже пора ступить на путь истинного военного искусства и раскрыть свои способности. Подойди ближе.
Она вытянула руку вверх ладонью, на которой покоилась полупустая чашка.
— Твой первый урок — смирение. Налей мне еще чаю, мальчик. Добавь немножко меда.
Цзянь сверлил Тайши убийственным взглядом.
— Сама наливай, мерзкая однорукая карга.
Он попытался сбросить фарфоровую чашку на пол.
Тайши слегка шевельнула ладонью, и чашка, пропуская руку Цзяня, взлетела в воздух. Взмыв на уровень глаз, она вернулась на место, и ровнехонько в нее влетела струйка чая. Не пролилось ни капли. Цзянь предпринял еще одну попытку, но ему удалось лишь схватить Тайши за рукав. Он дернул изо всех сил, и чашка соскочила с ладони. Но Тайши поймала ее на лету мыском ноги и вновь вернула на ладонь, не пролив ни капли.
Она протянула чашку Цзяню.
— Принеси. Мне. Чаю.
Цзянь повернулся спиной.
— Я не стану это терпеть.
Он знал, что такое борьба за власть. Его наставники постоянно соперничали друг с другом. Поскольку Цзянь был самой важной персоной в землях Чжун, его не касалась эта грызня. Просвещенные государства больше нуждались в нем, чем он в них. Цзянь зашагал прочь, громко стуча тяжелыми сапогами.
