Какой-то зловещий, нервный смех прошел по его страшному лицу и тонкие губы, выдвинувшись вперед, беззвучно задрожали. Даже Василий изумленно расширил глаза, а старший брат испуганно сказал:
— Братец, миленький, ты кощунствуешь, кощунствуешь… Страшно даже с тобой — вот до чего… А прежде ты был тихим…
Парамон, побледнев от злости, резко воскликнул:
— Эй, козел старый, смотри, бороду оторву…
Петр оторопел от неожиданности и, растерявшись, проговорил:
— Как ты сказал?
— Так и сказал.
Он смотрел на Петра с исказившимся от злобы лицом.
— Смотри, родителя разбудишь, видишь, почивает…
— В гробу бы и спать, коли спать хочет… Что в этой кукле, в мешок бы, да в воду…
Петр побледнел, а Василий, привыкнув в последнее время бояться Парамона, сдержанно сказал:
— Парамоша, смотри…
— Смотри ты, я-то веду народ, а не ты… За мной все идут и верят… В Зеленом Раю два начальника — Лай-Лай-Обдулай и Парамоша… Бросим это…
Он вдруг успокоился и, сделавшись тихим, ласково заговорил:
— Братцы миленькие, слова сердитые в устах моих, что былинка: дунете вы любовью, значит, и нет их… Мягкое сердце у меня. Да и что по пустякам болтать будем… Довольно болтали-то… Коротко и вразумительно вот вам что скажу: мы, три братца, прияли власть правителей в Зеленом Раю, лукавством-то больше все устроили, как всегда, по книгам я читал, бывало во всех царствах, а как Бог одобрительно всегда только кивал с небеси белой бородой, вот как родитель наш, что уснул, то полагаю я, власть наша… от Бога…
— Правильно, — сейчас же отозвался Василий, и глаза его сверкнули…
— Ну, Бога-то ты напрасно впутываешь в грешные дела наши…
— Дурак! — резко крикнул Парамон, бледнея от злобы и глядя на Петра с кривой улыбкой и зловещими глазами.
— Ну, пускай уж так, — слабо отозвался Петр.
— От Бога власть наша…
Он стукнул костями рук по столу.
— Пусть и от Бога…
— Правители мы, значит, настоящие.
— Положительно, настоящие, — радостно сказал Василий и ласково кивнул головой Парамону.
— Поэтому мы настоящие, что всегда так было: коли человек власть имеет, а откуда приял ее, все одно — над головой того и небеса разверзаются… руки Отца Небесного простираются… Царствуй и будь пастухом среди стада. Настоящая наша власть.
Он снова стукнул костьми руки по столу.
Василий от удовольствия даже засмеялся, и глаза его среди собравшихся морщин, сделавшись маленькими, засверкали, как у волка. Петр только кивнул головой.
— Я есмь Моисей для Зеленого Рая, вот как… Бога слова объявляю народу моему, значит, а что это вранье есть — все одно… Да и не вру, поклеп это я сделал на себя: Бог мысли в ум мой бросил, значит, мудрых змей послал в голову и сердце… Вот они, миленькие, покусывая Парамошу, язычками нашептывают в уши хотение Божие.
— Ей-ей, так! — воскликнул Василий.
Петр молчал, удивленно расширив свои светлые, добродушные глаза.
— Змеек-то во мне — тьма. Спасибо миленьким — умен Парамоша. Моисей я, а вы, братцы мои, — левая рука моя — с золотой мошной начальник, правая рука моя — с топориком начальник.
Даже Петр радостно улыбнулся, потому что любил деньги, а Парамон продолжал:
— Лай-Лай-Обдулай — чудотворец подлинный, ибо законно родил его из головы я… Моисей Божий… Правда, много кощунников в Зеленом Раю… непокорливы власти твоей, Василий, бросают косы… это тебе на убыль, Петр любезный… Унять надо… Для этого, собственно, и пригласил я вас, правителей: как унять крамольников-то… лаской, может…
Он взглянул на Василия исподлобья, и глаза его смеялись.
— Окровавился я… Ласка-то отошла от сердца… Нет уж, без кровицы никак невозможно…
Василий тяжело дышал и лицо его побледнело. Жажда властвовать с первого же шага как бы обезумила его и, увидев, что проливает кровь, он сразу ожесточился. Парамон, с удовольствием наблюдая за ним, лукаво улыбался.
— Да, братец, миленький, кровица для военачальников что вино: веселит их… В книжках читал, всегда так было… Орел под небом, военачальник на земле — оба кровь любят. Был в Греции царь, в книжках опять… Александр… Всю жизнь людей только резал, и великим за сие назвали… Тысячи бочек испил крови и так помер… захлебнулся…
— Захлебнулся! — повторил Василий, бледнея.
— Ты в Зеленом Раю такой же Александр — понял, Васенька…
— Что ж… — неопределенно ответил Василий и странно засмеялся.
— Сделай милость, прикажи отодрать ты розгами посреди народа всего, значит, Алексея-племянничка… Бунтовщик он и, хотя в клетке теперь сидит — кричит, мечется и собирает народ… Невеста его, подлинно сто чертей в ней, — мрачно каркает, как ворон, пугает народ и отвращает от чудотворца. Наказание ей такое придумал: прикажи ты посадить ее на осла задом наперед, нарядить в смешные одежды и так до своей духоборской деревни, значит… На языке у нее сто иголок, и потому давно считаю ее опасной. Есть у нас еще бунтовщики, главари, значит: Вавила и прочие… Сколько по счету-то будет, Васенька?
— Восемь, — отвечал начальник Зеленого Рая. — Всем арест положил, значит… за решеткой.
— Тюрьму построить бы надо, как во всех царствах… Будет и маленькая тюрьма у нас, дай время. Так вот, братцы милые, моя мудрость, которая от Бога, говорит мне: сечь надо бунтовщиков, ибо ужасается человек от розог… Вот и жалостлив я, а змий мудрости все шепчет внутри: истязай, Парамоша… кнутиком, кнутиком… Ужаснутся, покорливы будут, народ великий вырастет, а мы три — цари. Да, братцы милые, кнутики, розгочки, но не в них дело-то только… Свободу-то выкурить надо, а как? Господин начальник веры все знает… скажу уж… Слушайте же: помощники наши прямые — не добродетели, отнюдь, — гнать их из Зеленого Рая, а сквернота, что в сердце заводится… Хорошо вот вино делать из винограда да продавать: тебе, Петенька, прибыль, а им веселье… Еще лучше того, как в России из ржи выжимают — водка называется… Весь Зеленый Рай запляшет у нас — вот и делай с ними что хошь. Нехорошо тоже у нас: по совести живут мужья с женами-то, и от сего скука получается… Пусть веселится Зеленый Рай, а бабенки пляшут и с кем хотят в блуд вступают. Вольный блуд большое веселье дает и сердце зажигает радостью… Пусть услаждается тварь всякая в Раю Зеленом… Лай-Лай-Обдулай разрешение такое дал бабам: развязывай всякая поясок… Чудотворец любит, чтоб плясали вокруг него… Услаждают, значит, бога, и вот вера такая в Зеленом Раю выкурит свободу из каждого сердца…
— Хорошо надумал, — проговорил Василий с разлившейся краской в лице, так как бесстыдные слова Парамона вызвали и в нем сластолюбивые мысли, а так как совесть его была потревожена, то в нем являлось инстинктивное желание опьянить себя среди пляски и оргий сладострастием, как вином.
