Там, где тянулись новые выстроенные Парамоном строения, против маленького каменного домика-тюрьмы, стояла большая толпа «крамольников». Теперь она не бунтовала уже. Люди с бледными лицами и немым ужасом смотрели на три неподвижных мертвых тела, распростертых на земле между ними и домиком, где находились заключенные. У самого домика тянулись в одну линию люди с топориками на плече или ножами в руках, и между ними отделялась огромная фигура Герасима-Волка. Стоя с окровавленным ножом в руке, с выставленной вперед ногой, он посматривал на живых и убитых, издавая какие-то боевые, дикие звуки, видимо, готовый при первом знаке начальников снова начать свою ужасную охоту. Между начальниками и Черным Десятком, среди которого теперь было много женщин, стояли Парамон и Василий. Последний, гордо закинув голову, смотрел на толпу с грозно нахмуренными бровями, а Парамон, наоборот, смиренно согнувшись, как бы под тяжестью горя, и закрыв лицо руками, горько плакал. Этого плача Парамона, впрочем, никто не слышал, так как он заглушался стонами толпы, плачем добрых граждан, глядящих на мертвецов, и воплями женщин. Все эти разнообразные звуки, смешиваясь с воем бури, стоном сгибающихся деревьев и шумом лиственных куполов, мятежно развевающихся над толпой, в общем образовывали ужасный концерт, а желтая луна, разбрасывая свои лучи, казалось, озаряла толпы мертвецов, таких же бледных и печальных, как и она сама.
В таком положении все находились довольно долго, потому что после короткой атаки толпы на тюрьму и после того, как толпа с ужасом отскочила, увидев поднятые ножи и передовых бойцов, упавших под их ударами, наступило как бы общее оцепенение. Многие смотрели на Парамона, потому что всем казалось, что он плачет. Вдруг, отнимая руки от лица и откидываясь телом как бы в чувстве ужаса, он громко воскликнул, глядя на брата и указывая на мертвых:
— Ты что за зверь!..
Василий, наученный братом, как ему надо вести себя в этой комедии, важно и гордо отвечал:
— Моя власть от Бога. Худо ли я делаю, хорошо ли, судей на земле нет, чтобы судить меня, потому что от Бога… Пусть Он и судит, либо Его великий чудотворец — Лай-Лай-Обдулай.
— Лай-Лай-Обдулай!.. — пронесся шепот по толпе, сливаясь с таинственным шелестом листьев, которые, точно перешептываясь между собой, как бы повторяли страшное, таинственное слово «Лай-Лай-Обдулай». Немного спустя тоненьким, пронзительно смеющимся голосом кто-то повторил:
— Лай-Лай-Обдулай!..
Парамон повернулся.
Посреди Черного Десятка лежала связанная веревками пророчица с лицом нервно смеющимся и белым, как камень. Начальник веры громко вздохнул и воскликнул:
— Любезные сердцу моему человеки, ведь от Бога власть его, начальничка-то, так как судить будем?.. Да и не он сам законы дал и начальником сделал себя. Бог на небеси начальником его сделал и велел пастуху в порядке вести стадо, пока живы пасомые, и после смерти… к ангелам, к ангелам, а не в ад… Правда, увидев мертвеньких, ужаснулся я и много, много плакал, пока язык развязался… Такое сердце у меня чувствительное, что и разум помрачило, и сделался дерзок на язык… Милые человеки, теперь вижу ясно, кто виноват: мертвые сами виноваты в смерти преждевременной… Но ничего… Похадатайствую перед великим Лай-Лай-Обдулаем, может быть, он и пошлет ангелов своих, чтобы те отверзли для них двери в рай… Как-нибудь протеснятся… Други любезные, человеки милые, глядите на мертвеньких-то. Вы также виноваты в том убиении, потому что, когда они закричали в безумьи: пойдем на начальников, вы пошли, и когда они роптали, вы не взяли бичи в руки и не похлестали их, как добрые товарищи… Не лежали бы они теперь недвижными трупами здесь, если бы так поступили, а посему влагаю вам в уши вот сии слова великой мудрости…
Буря постепенно затихала, и казалось, что и луна, и звезды, и деревья, и всякая травка, вытянувшаяся после ветра, стали прислушиваться к словам «пророка» Зеленого Рая. В свою очередь, и «пророк» как бы постепенно делался выше. Понимая, что запуганная толпа, стоящая против людей с ножами в руках, будет теперь покорно внимать его словам, он стал продолжать с силой и вдохновением пророка, хотя мгновениями в голосе его слышались злорадство и глумление:
— Вот, дети милые, ваш долг перед начальником: наклоняйте голову перед ним как можете ниже, чтобы не видеть даже, какой он. Может быть, он и согрешит в чем и без вины посечет кого — смиренно сносите сие, ибо смиренных любят ангелы, и вы всегда верить можете, что есть высокий, который пожурит начальника, когда надо, и наградит вас — Лай-Лай-Обдулай. Сто глаз у него и сто ушей, и посему шепчитесь как можете тихо — услышит, спрячьтесь под землю — увидит, бежите быстро, как олень или заяц в степи — поймает, а черные духи его посекут. Никак не можете укрыться ни от него, ни от нас, начальников, а потому вот вам завет мой: будьте кротки, как овечки перед властью, памятуя, что в покорной овце мудрость змия. Преклоняющийся перед начальником сохранит свою душу, а гордый погубит. Работайте много в поте лица, но о себе не помышляйте и о детях ваших не заботьтесь: начальник веры знает, что надо вам, и что надо — даст. Не говорите в сердце своем: работаем от зари до зари, а все ничего не имеем, потому что отдаем все начальникам. Не забывайте, ропчущий на властей обижает великого Лай-Лай-Обдулая, и бойтесь, как бы он не погнал вас скорпионными бичами в ад. Итак, человеки милые, будьте кротки и тихи перед лицом начальника, чтобы умягчить сердце его; молчаливыми будьте, чтобы пустыми речами не прогневить его, многотерпеливыми будьте, чтобы иметь радость сказать: мы терпели здесь много для жизни на небеси. Лицо имейте всегда светлое и веселое перед начальником, чтобы порадовать его, и когда он будет гнать вас от себя, скажите: ты нас гонишь, а мы кланяемся тебе, и поклонитесь: это повеселит начальника, человеки милые! Мне вас жаль, а потому и хочу, чтобы в сердце вашем было все это, и тогда поистине не только будете жить в Раю Зеленом, но и в вас самих рай будет. Буду радоваться я за вас великой радостью и плясать перед Лай-Лай-Обдулаем… Любит чудотворец, чтобы в веселой пляске кружились вокруг него, а потому и вы пляшите. Веселостью и лаской смягчите всякое сердце и чудотворца, и начальника, а кто мрачно говорит и кисло смотрит, тот и начальникам, и Богу как кислое яблоко — ненавистен. Имейте же веселость в себе и пляшите, а сумрачный пусть пьет виноградное вино: веселым станет и будет плясать. Вот как учит вас начальник веры — веселыми быть и плясать, и забавляться, и вино пить и разное такое… Подумайте сами, ведь и ангелы имеют лики светлые и радостные, когда кружатся перед престолом Божьим, и был один только сумрачный и ропчущий, и Бог повелел ангелам сбросить его с небеси, и летел он как молния с неба, имя ему — Сатана…
Парамон поднял руку кверху и закричал таким голосом, что казалось, из уст его стали вырываться какие-то громовые раскаты.
— Ей-ей, говорю вам, всякий сумрачный и ропчущий — сын Сатаны, и сколько здесь есть сумрачных, столько и сынов начальника ада. Ей-ей, говорю вам, всех, имеющих лица, как ночь, сумрачные, отделю я от стада и повелю моим служителям, черным духам, погнать их в ад, ибо по лицу их узнаю, что и душа их такая же черная, как лица. Вот, человеки, я вам предрек все, я, начальник веры Зеленого Рая, пророк Лай-Лай-Обдулая — Я!..
