Ответы профессора ничуть не проясняют ситуацию но, по крайней мере, я теперь знаю, с чего начать исследование своей проблемы! И это несказанно меня радует.
Остаток занятия мы изучаем первые шаги в освоении магического дара. Расписываем медитативные техники, слушаем, как нужно чувствовать источник и пытаемся разобраться, как правильно “коснуться” его своим даром. А после того, как звенит колокол, оповещая об окончании лекции, получаем домашнее задания — изучить в течение двух дней основные методики обращения к источникам.
Когда студенты покидают аудиторию, мы со светловолосым здоровяком подходим к кафедре.
— Вот что, господа забияки, — нахмурившись, говорит профессор. — Мы в академии не приветствуем рукоприкладство. Хотите выяснять отношения — делайте это за её пределами, либо по всем правилам. Но вы так слабы, что вряд-ли способны на полноценную дуэль.
Несколько мгновений он думает, а затем что-то быстро черкает на двух небольших листках, аккуратно дует на них и на бумаге рядом с неровными буквами появляется красивая светящаяся печать.
— Вот. Зайдёте с этим после занятий в деканаты факультетов, к которым вас приписали. Вас отправят в подвалы.
— В подвалы? — настороженно спрашивает здоровяк.
— Будете чистить бочки из-под жабьей икры. Она уже пару декад как присохла, — усмехается профессор и взмахивает рукой, — А теперь проваливайте. Надеюсь, вы подумаете над своим поведением.
Мы молча покидаем аудиторию, и лишь оказавшись за дверьми, переглядываемся.
— Это… — прочистив горло, говорит здоровяк. — Спасибо, что не сдал.
— Да что там, — я пожимаю плечами, стараясь не выдавать удивления изменившимся отношением. — Стукачей никто не любит.
— Точно! — улыбается парень. — И это… Я был неправ, когда сказал... В общем, с реакцией у тебя всё в порядке, и драться умеешь. Обычно я быстро таких дохляков уделываю. А ты пару раз хорошо мне вмазал. Уважаю!
Пару мгновений я смотрю на лицо светловолосого с разбитой губой, на его широкую улыбку, на здоровенную протянутую лапищу, а затем жму её, ощущая исходящее от парня искреннее дружелюбие.
— Ты и сам хорош. Ухо до сих пор болит.
— Завтра вообще почернеет, — простецки усмехается он, — Я Тормунд. А ты, значит, Слэйт? Сын генерала Кристиана?
— Да. Меня зовут Хэлгар. Но друзья называют просто Хэл.
Глава 8 — Сердце и магия
Вспышки молний отражаются в доспехах рыцаря.
— Снова ты? — спрашиваю устало.
— А ты надеялся, что всё закончится? — хрипло смеётся мой противник. — О, Хэлгар, ты в самом начале очень длинного пути…
Я даже не жду, пока он закончит фразу — срываюсь с места, бью в шею, надеясь закончить бой одним ударом.
Дзынь!
Подшаг, уворот…
Клинки сталкиваются, мы оказываемся в клинче — и в этот момент из под решётки забрала рыцаря вырывается облачко тёмного дыма. Оно опутывает моё лицо, заставляя закашляться, потерять ориентацию в пространстве, а в следующее мгновение что-то острое вонзается мне в бок. Я чувствую вспышку невероятной боли, которая застилает разум, и уже умирая слышу мерзкий каркающий смех.
* * *
Просыпаюсь в противном, липком поту, резко сев на кровати.
Проклятье! А я ведь надеялся, что битвы с ночным рыцарем больше не повторится! Он не являлся ко мне со дня поступления в академию…
Бок ноет, и я морщусь, осматривая его. Синяк, это просто синяк… Ялайская гниль, но ему неоткуда было взяться! Это снова проявление сна! По коже пробегает морозная зыбь — я вспоминаю, что в последний раз когда у меня на теле остался след от удара рыцаря, случился выплеск тёмной магии.
Тело сотрясает лёгкая дрожь, но я беру себя в руки и встаю с постели. Устало прохожу через всю комнату к небольшому столику, на котором возле стопки учебников стоит кувшин. Наливаю ледяной воды в простую деревянную кружку и залпом её осушаю, а затем забираюсь с ногами на подоконник и распахиваю окно.
Не помню, чтобы хоть когда-нибудь чувствовал себя настолько уставшим! Будто не учился, а мешки с камнями на спине таскал! От листания учебников на пальцах скоро будут мозоли! Вместо очередного зазубривания скучных и совершенно непонятных терминов я бы лучше сутки чистил отцовские конюшни!
Те две декады, что я провёл в академии, дались мне нелегко, и обучение продвигалось сложно, хотя пока что нам давали только основы. Но без них прочие направления магии оставались недоступны — стихийная магия, анимагия, целительство, друидизм, магия света, не говоря уже о сложных дисциплинах вроде артефакторики или алхимии, к которым нашу группу вообще не допускали. И только в магии иллюзий, к которой относилось моё “восприятие”, удалось понять хоть что-то.
Но и тут имелась проблема. Мой дар был неосознанным, как на одном из первых занятий объяснил профессор Атрай. Ухватить его я мог исключительно во время боя, но чтобы двигаться дальше, нужно было научиться получать доступ к источнику в любой момент. И пока я этого не умел, не было и смысла заниматься другими вещами.
Такая же проблема была и у большей части всей нашей группы. В основном мы бесконечно медитировали, вникали в сложные описания энергетических потоков, и пытались понять, как можно “зачерпнуть” энергию из источника и правильно её направить. А на ребят вроде Тормунда смотрели с лёгкой завистью, ведь они наладили контакт со своими источниками ещё до поступления, так что их обучали более интересным вещам.
Здоровяк оказался хорошим парнем. После отработки наказания за драку в первый день мы подружились, насколько могут подружиться совершенно разные люди из разных сословий за двадцать дней. Тормунд даже пытался объяснять мне, как научиться работать с источником, но я мало что понял из его пространных рассуждений…
Вздохнув, я растираю ладонями лицо, подставляю его первым солнечным лучам.
Над кварталом, где я арендую комнату на постоялом дворе, медленно разгорается утро. Участок, на который выходит моё окно — отличный образчик Верлионской жизни. Небольшая площадь, если можно так назвать переплетение трёх улиц, словно бы пробуждается ото сна.
Над вымощенной камнями дороге висят тусклые клочья тумана, разгоняемые усталым шагом стражников. Ребята шаркают, с трудом переставляя ноги после ночной смены. Хотя, может они ничего и не патрулировали, а перебрали дешёвого вина у себя в караулке, и теперь “с чистой совестью” идут спать.
По краям небольшого пятачка торговцы начинают открывать свои лавки, выставлять на уличные лотки товары. До меня доносится запах свежей выпечки и живот моментально урчит, напоминая о пропущенном накануне ужине.
Но я не тороплюсь завтракать. Вместо этого продолжаю сидеть на подоконнике и пытаюсь успокоиться. Лишь когда убеждаю себя, что раз боли в груди нет, а значит — выплеска можно не бояться, умываюсь в тазу с холодной водой и спускаюсь вниз, чтобы перекусить яичницей с беконом и свежими овощами.
