— Как вы, Кайя? — спросил я, убирая пузырек с остатками лекарства обратно в ящичек. Пожалуй, сегодня добавлю пару капель в стакан бренди перед сном, попробую хоть немного успокоиться. Девушка вздохнула, провела ладонью по лицу и откликнулась:
— Тошнит. Что случилось?
Я вынул из ящичка банку с мятными подушечками от тошноты и протянул ей. Кайя отправила подушечку в рот, и в ее глазах мелькнула неприятная тяжелая обреченность.
Мы можем мило проводить время, занимаясь пустяками вроде покупок новогодних игрушек и походов по музеям. Но проклятие будет стоять рядом с нами и никуда не денется. И всегда напомнит о себе в самый неожиданный момент.
— Вы потеряли сознание, — нехотя объяснил я. — Так на вас действует мое проклятие.
Кайя понимающе кивнула. Села на диване.
— Я ударилась обо что-то? — спросила она и дотронулась до груди чуть ниже шеи.
— Нет, — ответил я и вдруг почувствовал, как что-то натянулось и дрогнуло во мне, словно какая-то незримая сила властно повлекла меня к чему-то очень важному. Невидимые руки схватили меня за воротник и встряхнули: смотри, ну смотри же! — Покажите.
Кайя подняла было руки к шнуркам у ворота платья и тотчас же опустила. На щеках появились некрасивые мазки румянца, словно я сказал что-то поистине отвратительное.
— Во-первых, я ваш муж, — сухо произнес я, запоздало поняв, что ей никогда прежде не приходилось раздеваться перед мужчиной, и она испытывает вполне естественный стыд. — А во-вторых, считайте, что вы на приеме у врача. Вы ни обо что не ударились, но у вас боль в главном энергетическом узле, а такого раньше не было ни у одной из моих жен. Покажите.
То ли мой тон повлиял, то ли желание разобраться — Кайя нехотя развязала шнурки и открыла мне ключицы и яремную ямку. Ни следа, ни пятнышка, просто светлая девичья кожа — я прикоснулся к ней, понимая, что сейчас Кайя испугается, вздрогнет и отпрянет. Но она не шевельнулась, лишь окаменела, сделавшись неподвижной и застывшей. Ее кожа была нежной и теплой, и где-то вдалеке, в глубине, я уловил торопливое биение ее сердца. А вот…
Мое движение было порывистым, резким и сильным. Прижав ладонь к груди Кайи, я толкнул ее обратно на диван и почти ввинтил руку в кожу, отправляя заклинание туда, где за главным энергетическим узлом, тем, что питает ту магию, которая есть почти у всех, шевельнулось что-то чужое. Кайя взвизгнула, дернулась в сторону, пытаясь освободиться от меня, но я навалился сверху, вмял ее в диван и прохрипел на ухо:
— Замри. Бога ради, замри.
Кайя послушно застыла, и я вбросил в нее еще три заклинания. Откуда-то справа донесся вязкий хруст, словно что-то выламывало мне суставы, и я вырвал из моей седьмой жены нечто, похожее на черно-синюю бабочку.
Мы отстранились друг от друга, отпрянули к разным концам дивана. Словно зачарованная, Кайя смотрела, как бабочка раскрывает и закрывает бархатные крылья у меня в руках. По длинным тонким усикам перебегали огоньки. Нет, это не невинное экзотическое насекомое, это хищник, способный уничтожить человека за несколько дней. У меня шевельнулись волосы на голове от той мощи, которую я сжимал в пальцах. Кайя тоже испугалась — она сейчас была похожа на ребенка, который увидел буку возле кровати.
— Что это? — прошептала она, не сводя глаз с бабочки. — Как… это во мне было? Это что, сидело у меня?!
— В тебе, — ответил я, рассматривая завитки синего на крылышках чудовища. Вбросим-ка мы в них еще одно парализующее заклинание на всякий случай… вот так. Теперь ты, голубчик, никуда не улетишь, даже не старайся. — Он очень хорошо замаскировался. Но ты ведьма, и это вызвало боль в груди, пошел конфликт твоей магии и его. Будь ты обычной девушкой, ты бы ничего не почувствовала… пока не умерла.
Кайя натурально открыла рот от удивления и ужаса. А я только теперь понял, что обращаюсь к ней на “ты”, и от этого мне сделалось тепло и как-то очень правильно.
— А если это и есть проклятие? — спросила она тем же испуганным шепотом. — Если в тебе такая же бабочка?
— Не знаю, — покачал головой я. — Но выясню.
Я отнес бабочку в свой кабинет и разместил в одной из банок с закрепляющей жидкостью. Теперь эта гадина никуда не денется, а я смогу изучить ее и пойму, откуда она взялась, и кто ее направил. Любая магия несет в себе отпечатки своего создателя, они могут быть крошечными, почти незаметными, но они всегда есть. Накрыв банку крышкой, я запечатал ее личным заклинанием и подумал: что, если такая же бабочка была у всех моих жен? Сидела потихоньку, подтачивала их изнутри…
Никто из них не был ведьмой — а Кайя была. И бабочка разрослась в ее груди с невиданной скоростью, и начался конфликт…
Бабочка проклятия, надо же. В академии наук о таком точно не слышали.
Я спустился в гостиную. Кайя уже привела в порядок свое платье и теперь сидела на диване, уткнувшись лицом в ладони. Мне стало жаль ее — у моей седьмой жены был бесконечно долгий день. Она успела выйти замуж, спасти сестру от истязателя, купила елочные игрушки и едва не погибла от того, с чем мне еще предстоит разобраться. Опустившись рядом с Кайей, я осторожно погладил ее по плечу — она вздохнула и негромко призналась:
— Я ужасно испугалась. Из меня еще никто не вынимал бабочек. Это было… ох, Курт…
— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал я. — Но разберусь. Привлеку академиков, которые работали с моим проклятием. Никогда не думал, что скажу такое, но хорошо, что ты ведьма. Будь иначе, мы бы никогда не вычислили эту дрянь.
Кайя нахмурилась.
— Что, если и остальные твои жены погибли из-за нее? Если эта бабочка их убила?
Я пожал плечами.
— Их тоже исследовали. Каждую. Это были лучшие специалисты в магии во всем королевстве. Никакого намека на бабочку.
Чувство, окутавшее меня, было тяжелым и простудно знобким. Что, если всех моих несчастных жен можно было спасти, и требовалось просто копать глубже? Я не хотел думать об этом — не стоит скорбеть по тому, чего ты не сможешь исправить — но тоска не отступала.
— Значит, эта штука хорошо маскируется, — Кайя устало посмотрела на меня и спросила: — Слушай, а это точно проклятие? Ну мало ли, что там сказала та ведьма?
Я невольно рассмеялся — настолько искренней она сейчас была. И я не был ей противен и не пугал — надо же, я отвык от того, что, оказывается, могу не вызывать отвращения и страха.
— К сожалению, это проклятие. Оно во мне есть. Даже документально подтверждено, — я вспомнил все выписки из академии, которые хранил в кабинете: никогда еще не видел столько печатей на бумагах.
— А если это не проклятие той ведьмы? — не отставала Кайя. Ею вдруг овладела какая-то идея, и моя седьмая жена не собиралась от нее отказываться. — Ты правильно сказал, мы, ведьмы, хищники в своей среде обитания. Но мы никогда не убиваем друг друга.
— Верно, — задумчиво произнес я и мысленно обозвал себя идиотом. Мне самому надо было дойти до этого — понять, что если проклятие ведьмы столкнется с другой ведьмой, то оно не сработает так, как в него закладывалось. Моя ведьма-жена будет болеть, покроется, например, струпьями или превратится в лягушку, раздуется от опухолей и лишится рассудка, но не умрет.
