— Да, вчера мы увиделись мельком, и я вас так и не познакомил, — произнес Курт и указал на меня. — Это Кайя, моя седьмая супруга. Есть неиллюзорная возможность того, что последняя. Это Хейди, моя сестра. Это Берта и Беттани, Макс и Николас.
Макс помахал мне солдатиком, зажатым в руке, Николас последовал его примеру. Девочки улыбнулись и пропели:
— Дастуйте!
— Очень рада познакомиться со всеми вами, — ответила я. Семья Хейди мне понравилась. Спокойные, добрые, не заносчивые люди — от каждого из них шла волна мягкой тишины и принятия человека таким, какой он есть. Возможно, Багровый Первоцвет отдыхал с ними душой. Здесь, в этой гостиной, он был не чудовищем, а просто братом и дядей, просто человеком.
— Так что же оборотень? — спросила Хейди. Курт только рукой махнул.
— Выпил, хотя ему нельзя. Алкоголь вошел в конфликт с лекарством, и он обратился. Ничего плохого не замышлял, в самом деле решил покатать девочку с горки… и он помог мне с моей проблемой.
Хейди ахнула, прижала ладонь ко рту и дотронулась до колена брата. Когда-то все они так же сидели на ковре, погруженные в мир своих детских игр, и Курт был главным, тем, кто придумывал самое интересное и приходил на помощь, когда та была нужна. И вот теперь, когда он сам уже много лет тонул в своей беде, Хейди протягивала ему руку.
Он был не один. Он всегда это знал.
— Что-то удалось узнать? — встревоженно спросила она.
— Во мне червь проклятия, который размножается, перепрыгивая на мою жену, — четко отрапортовал Курт, словно находился на докладе у начальства. — Кайя оказалась ведьмой, он вступил с ней в конфликт и был обнаружен. Пока второй перенос не произошел, червь боится ее. Я примерно понимаю, как выглядит тот человек, который меня проклял.
Хейди снова ахнула.
— То есть, это не Анжелина? — спросила она. — Кто-то другой?
— Да. Военный, который сражался во время Малой Мелетонской в Парагонских степях. Он был свидетелем того, что случилось с Анжелиной. Он меня ненавидит, и я полагаю, что все это время он находится рядом. Ему надо смотреть и видеть, как умирают мои жены, и как я себя чувствую при этом.
Хейди понимающе закивала. Сейчас между ней и Куртом словно протянулись незримые нити родства не по крови, а по духу — соединили двух людей взаимным теплом и пониманием. Недаром Курт привел меня знакомить именно с этой сестрой — я увидела и поняла, что он не один.
И я тоже не буду одна, вдруг подумалось мне. Это была нелепая в своей наивности мысль, нелепая и твердая. Между нами был только брак отчаяния — но он вдруг сделался чем-то намного больше заключенного контракта.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Хейди и, обернувшись ко мне, обратилась запросто и на “ты”: — А ты как? Все в порядке?
Мы с Куртом переглянулись и вдруг рассмеялись от всей души, настолько сердечно это было сказано — просто, душевно, без привязки к этикету, который четко предписывает не задавать вопросы одновременно разным людям. Хейди поддержала нас, у нее был очень приятный смех, словно колокольчик.
— Все хорошо, — ответила я, и Курт поддержал: — Все хорошо. Но я чувствую в себе какую-то возню. Как у дантиста: вроде бы сделан обезболивающий укол, но все равно ощущаешь, как он возится в зубах.
Хейди понимающе кивнула, и я вдруг окончательно осознала, что именно окутывало меня все это время — это был настоящий семейный уют, тот, который рисуют на милых картинках в книгах. Это было принятие тебя таким, каков ты есть, со всеми достоинствами и изъянами, со всеми радостями и бедами. Этого нельзя было объяснить словами, я просто наконец-то почувствовала себя правильно, вот и все.
Когда нас пригласили в столовую, то Курт негромко спросил, склонившись ко мне:
— Ты видишь, кто она?
Хейди и няня усаживали детей за стол. В тарелках уже дымился куриный суп с тонкой лапшой и морковными звездочками. Я всмотрелась в сестру Курта, но не заметила в ней ничего подозрительного.
— Не вижу, — призналась я.
— Она сильнейшая природная ведьма, но ее дар был окуклен в младенчестве, — объяснил Курт. — Спит в ней, так глубоко, что вряд ли когда-то проснется. Поэтому она не носит зеленую ленту, но рядом с ней всегда хорошо и легко, в этом ее магия.
Я зачарованно уставилась на Хейди. Ведьма, вот оно что… И я пришла в ее дом, словно в свой собственный, и мне сейчас так спокойно, как давно уже не было. Все наконец-то шло, как надо.
— А где Гораций? — поинтересовался Курт, когда няня и Хейди повязали детям салфетки. — Он вроде бы всегда приходит к обеду?
— Не сегодня, его отправили в командировку в Кертахен, — Хейди села за стол напротив нас и добавила: — Гораций это мой муж. Журналист. Это хорошие деньги, но ради своих статей он может улететь куда-нибудь из дома даже в новогоднюю ночь.
Суп был выше всех похвал. Когда наши тарелки опустели, и служанка принесла курицу, запеченную с начинкой в тесте, то Курт вооружился ножом — по традиции мясо всегда нарезает мужчина — и спросил:
— Кстати, что тебе подарить на новый год?
Хейди только плечами пожала, зато малыши, которые все это время ели в полной тишине, заголосили хором. Нужен был новый отряд кавалерии и два отряда бронированной пехоты, лентяй паровоз уже плохо ездит, к замку нужна еще одна пристройка, а куклы стали такие неряхи, что им непременно понадобятся новые платья. Курт кивал, раскладывая куски курицы по тарелкам, и было видно, что ему очень хорошо в этой большой семье — здесь было все, чего его лишило проклятие. Он и сам мечтал о том, чтобы в доме звенел детский смех, чтобы можно было заказывать и выбирать подарки, любить, быть любимым, носить детей на руках и обнимать жену…
Мне стало жаль его так, что я едва не расплакалась.
— А мне купи ройсмановский набор для шитья, свежий. Вышел два дня назад, там картина с кораблем в море, — с улыбкой сказала Хейди. Никаких шуб, никаких сертификатов в дорогие магазины — контраст с моим семейством был просто разительным. Моя мать думала о том, как бы побольше вытрясти из выгодного зятя, пока есть возможность, как и матери его прежних жен, а Хейди было дорого внимание, а не суммы на ценниках. Курт кивнул и, вооружившись ножом и вилкой, ответил:
— Все запомнил. Завтра отправимся по магазинам.
— А твоя работа? — уточнила Хейди.
— Шеф знает, что я сейчас не самый лучший работник. Дал мне несколько дней опомниться и прийти в себя.
— Ну как всегда, — кивнула Хейди. — Пара дней до заключения брака и пара дней после.
Она опустила голову к тарелке, словно поняла, что сказала очень ранящую вещь. Я видела, как она любит и жалеет брата, и на меня вдруг накатила волна такой тоски, что глазам стало больно и горячо. Но почти сразу же она схлынула — Хейди смотрела прямо на меня, и тьма отступала.
Ее магия заключалась лишь в том, что она была добра. Добра, искренна, и не скрывала своей доброты.
