— Какой бы ни была причина, я считаю, что Элис — это Изабелла, и она здесь, — объявила Девлин. — Она убила, по крайней мере, одну девочку и попыталась убить еще двух. — Девлин достала из кармана мобильный телефон. — Моя подруга представилась социальным работником и какое-то время пообщалась с женщиной, с которой живет Элис, — предполагаемой тетей. Моя подруга сказала, что в доме полно крестов. Самое странное место в доме — это комната Элис.
Девлин протянула аппарат Сэди, открыв нужное приложение с фотографиями.
Взгляд Сэди упал на маски, висящие на стенах. Призрачно-белые. Две темные прорези для глаз. Торчащие по бокам рога. Сэди охватил страх, сжало грудь. Именно в такой маске был ребенок в ее снах… или воспоминаниях. Она коснулась экрана дрожащими руками и вывела на него следующий снимок, уставилась на фотографию. На этом были грубые рисунки. Кроваво-красная луна в середине закрашенного черным цветом листа. На следующем рисунке дрожали желтые языки пламени. Из красных угольков под языками пламени текла кровь.
Прилагая огромные усилия, чтобы ее рука не дрожала, Сэди вернула телефон Девлин. Сердце в груди колотилось все быстрее и быстрее. Ей с трудом удалось выдавить из себя:
— Будет лучше, если ты не станешь близко подпускать к ней своего ребенка, Девлин.
«У нее были кое-какие проблемы… С ней нужно быть очень осторожным».
Это был шепот в голове у Сэди. Голос Эдди, его слова. Он это говорил ей про Изабеллу? Или про кого-то другого?
В руке у Девлин завибрировал мобильный. Она ответила на звонок. Слушала несколько секунд, потом сказала:
— Я сейчас приеду. — Она убрала телефон. — Мне пора ехать. Я нужна дочери.
— Спасибо, что подвезла, — удалось выдавить из себя Сэди так, чтобы голос не сломался.
Девлин остановилась у двери.
— Как я уже говорила вчера вечером, мы будем благодарны за любую твою помощь.
— Я понимаю, — кивнула Сэди.
Девлин ушла.
Все эти разговоры о том, что Элис — Изабелла, были не больше чем домыслами и гипотезами, только возможным сценарием. Теорией. Сэди не была уверена. Может, ее разум снова играл с Кросс злую шутку. Это иногда случалось. Нет, не только иногда, чаще.
Но фотографии в телефоне Девлин были реальностью. Это были рисунки Элис Кортес. Мрачные. Зловещие. Они очень походили на те, которые Сэди видела раньше… в том сарае или хижине на территории поместья Осорио. Дрожь началась где-то внутри Сэди и распространилась по телу, вылезла на поверхность сквозь ее конечности.
Сэди Кросс видела их в том месте, куда ребенок в маске отвел Сэди в тот день, когда проводилась вечеринка.
33
16:15
Дом Девлин Двадцать первая авеню, Юг Бирмингем
— Пожалуйста, Тори, скажи мне, нужно ли нам еще что-то обсудить? Я не могу помочь, если не знаю всего, — умоляла Керри.
Тори сидела на диване. Девочка поставила локти на колени и опиралась лицом на руки. Керри никогда раньше не видела ее в таком отчаянии. Мало было сказать, что дочь выглядела так, словно лишилась лучшей подруги. Она на самом деле потеряла лучшую подругу, будто та умерла, но чувства Тори были гораздо сильнее, чем могли быть в случае смерти подруги и боли от утраты.
Это жуткая боль из-за предательства. Такого, которое случается, только если это делает лучшая подруга.
Тори откинулась на спинку дивана.
— Они все верят ей. И почему бы и нет? Мы дружили всегда. — Она закрыла глаза. Тори чувствовала себя несчастной. — Я только не могу понять, почему она это сказала.
— Сара когда-нибудь говорила тебе, что хочет заставить Брендал страдать? Или Элис, если тебе это известно?
Тори покачала головой.
— Сара говорила, что ее ненавидит. Мы все это когда-то говорили. Знаешь, когда злишься, иногда говоришь такие вещи, которые на самом деле не имеешь в виду. По крайней мере, не совсем. Не в полной мере.
Керри кивнула. Она сидела спиной к подлокотнику дивана. Тут дочь подтянула одно колено и села на ногу, чтобы смотреть прямо на Керри.
— Я прекрасно знаю, что ты имеешь в виду. Когда я училась в девятом классе, одна моя одноклассница вызывала у меня точно такие же чувства. — Керри вздохнула, когда внезапно нахлынули воспоминания. — Девочку, которую я ненавидела, звали Лола Грей.
— Лола? — Уголки губ Тори чуть-чуть приподнялись вверх, словно она могла и улыбнуться. — Ты говоришь про маму Пайпер Нокс?
— Тогда ее фамилия была Грей, — заметила Керри. — В тот год она была подлой и зловредной. Лола повзрослела раньше большинства нас всех. Я имею в виду изменения в организме. У той девочки были идеальная кожа, идеальные зубы, ей не требовались никакие брекеты. Она вела себя так, что мы, все остальные девочки, рядом с ней чувствовали себя неполноценными. Хотя необходимости подчеркивать превосходство не было. Мы и так понимали, что не дотягиваем до нее.
— Но Лола не умерла. — Тори изменилась в лице. — И твоя лучшая подруга не показала на тебя пальцем, будто это ты столкнула кого-то с лестницы.
— Нет. Однажды я над ней зло подшутила.
Керри никогда никому в этом не признавалась. Никогда. Даже Диане и Джен.
У Тори в неверии округлились глаза.
— И что ты сделала?
— Мы тогда сидели на трибуне на стадионе, ждали, когда начнется собрание болельщиков спортивной команды. Лола устроилась в следующем ряду, надо мной, а ее ноги стояли между мной и девочкой, которая сидела рядом со мной. Самовлюбленная Лола, как и всегда, важничала и чем-то хвасталась всем вокруг, всем, кто только был готов слушать, и даже не заметила, что я делаю со шнурками ее кроссовок.
— Не может быть! — Тори не могла в это поверить, глаза у нее округлились еще больше.
— Я это сделала. Я связала ее шнурки вместе. Когда собрание болельщиков закончилось и пришла пора уходить, она свалилась. Разбила губу, ударилась носом, было много крови. Я жутко испугалась. К счастью, никаких серьезных травм она не получила. По крайней мере, временно она присмирела — с этими синяками и опухшим лицом.
— У тебя было ощущение, что ты заставила ее заплатить, пусть и немного? — спросила Тори, не сводя глаз с матери.
— Примерно три секунды, потом я уже чувствовала себя паршиво. Негодяйкой я себя чувствовала! Я все время думала о тех ужасных вещах, которые могли бы случиться. Она же могла получить серьезную травму. К счастью, ничего непоправимого не случилось.
— Вау! Не могу поверить, что ты сделала что-то подобное.
— Мы все когда-нибудь говорим или делаем то, о чем потом сожалеем. Может, в тот момент, когда мы это говорим или делаем, это кажется правильным или звучит так, как надо, потому что мы расстроены или обижены. В конце концов мы понимаем, что это была ошибка.
