Пролог. Равнодушие и тлен молодого мастера
Чжэнь Ксин, Гвардеец Императора, третий в ряду лучших выпускников особого военного училища для столичных дворян — Яшмовой Отмели. Гений, сумевший достичь второй степени закалки тела к концу выпуска, выявивший свою Ци-направленность за следующий год практики. Один из девяти выживших при восстании Тонхак Нонмин.
Чудовищный провал короткой и ненапряжной на первый взгляд кампании. Почти четыре сотни Гвардейцев, не меньше тысячи талантливых практиков пяти главных сект, а также командующий аж третьего уровня угрозы остались под безымянным холмом далекой провинции. Простых людей так и вовсе никто не считал.
Это настолько ударило по репутации Цивей Юань, Императорского дворца, что эти события моментально стали государственной тайной, а подробности не знали даже главы сект или родственники самого Небесного Владыки. Десять евнухов, непосредственно отвечавших за разные части военной кампании или просто имевших доступ к информации, оказались удавлены. Третий дядя императора был найден мертвым, а его охрана, наложницы и приближенные в массовом порядке покончили с собой.
С Армией поступили куда мягче. Полетели головы некоторых чиновников, связанных с военным ведомством, ушли в отставку или на дальние заставы некоторые офицеры и генералы. Этой же участи удостоился и Ксин. Невиноватый ни в чем, кроме собственного выживания, третий сын главной ветви рода Чжэнь оказался отправлен бессрочную ссылку. Как и восемь других выживших гвардейцев.
Простые люди и остатки практиков из сект, также пережившие бойню, оказались удавлены, вслед за чиновниками на местах. Их ценность оказалась слишком низкой, по сравнению с риском распространения тайны и выдачи сведений, порочащих правящий дом.
Настолько суровые и обширные методы подавления не применялись очень давно, поэтому Чжэню, можно сказать, повезло. Он выжил и даже сохранил репутацию, не поколебал положение семьи. Однако моральное состояние самого Ксина это ничуть не улучшило. Немилость оказалась последним плодом на персиковом дереве его опустошенности и внутреннего излома.
Единственное, что оставил ему Цивей Юань, двор Императора — собственное звание и связанные с ним полномочия. Уже неплохо. Тем более, для такой дыры, как их Облачный Форт Горных Пиков.
Он стоял, невидящим взглядом упершись в неказистое здание барака. Гарь от валежника из очага внутри казармы тоскливой дымкой растворялась в свинцовом небе, сливалась с темными тучами, зябко серебрилась между редкими солнечными лучами.
Пейзаж перед глазами как никогда точно отражал внутреннее состояние Гвардейца. Впрочем, погода в Форте вообще хорошо подходила его самоощущению. Холодное, безжизненное нечто с отвращением ко всему живому. Прямо как его характер. Поэтому демоны смотрелись в данной местности до удивления естественно.
Суровый край, мерзкие твари и дымящиеся на холоде внутренности мертвых людей подходили друг другу больше, чем принцесса Лэчан и Сюй Дэян. Любовь навеки, не нужно никакого зеркала или судьбы. Иногда к этой вакханалии добавлялись наиболее отмороженные практики из вступивших на путь культивации черноногих или избалованные сынки чиновников, которых влиятельные отцы хотели научить жизни за счет таких, как Ксин.
И тех, и других ему хотелось удавить так часто, что даже во сне его пальцы напоминали когти хищной птицы, смыкающиеся на чей-то пугливой тушке. Благо, и самоуверенная грязь из подлых сословий, и никчемные паяцы из богатых, но не слишком благородных фамилий гибли с завидной регулярностью несмотря на все попытки Фенга сохранить бездарностям их дешевые жизни.
Бывало, очередной удар судьбы настигал бездарность прямо на глазах у Чжэня, бил верящего в свою исключительность идиота. Иногда раны ненавистных ему людей не позволяли им умереть сразу, но и надежд на выживание оставляли мало, особенно посреди боя. Когда это происходило с особенно неприятными ему отродьями, Гвардеец подходил к умирающему телу и выливал на открытую рану одно из зелий здоровья — какую-нибудь из очередных попыток сделать регенеративную сыворотку таким образом, чтобы пострадавшие не сходили с ума от боли при приеме и не калечили напрочь здоровую часть организма.
Конечно же, все работало совсем не так, как надеялись алхимики, фармацевты или просто шарлатаны.
Особенно его впечатлил недавний момент, когда, после атаки на Провал с кучей демонов-паразитов, раненый в живот придурок получил "самый свежий и эффективный эликсир выздоровления, не сомневайтесь, Чжэнь сянь-шен". Созданный с помощью звездного тигеля под девятеричным магическим квадратом Ло шу, эликсир считался настоящим произведением искусства. Говорили, что мастера-алхимика во время изобретения рецепта посетила тень Величественного образца власти (Хунь Фань).
Сам Гвардеец считал, что неведомого криворукого недоучку с самомнением выше Пиков клятого Форта, посетил банальный понос. Или извержение газов, но отнюдь не в благородном и возвышенном смысле. Потому что единственное, в чем мерзкое варево столичного тупицы превосходило другие видимые им варианты — скорость заживления.
Ксин никогда не видел, как человек одновременно хрипит, кричит и завывает одновременно. Пострадавшая от холодного ветра гортань нарастила слишком много плоти, забила дыхательные пути, чтобы потом напороться на осколок зуба, получить кровавую рану, залить кровью всю носоглотку, а затем исцелить все вместе с зубом.
Одновременно с этим закрывалась рана на животе. Часть кишков все еще оставалась снаружи, когда широкий разрез окончательно затянулся. А потом живот резко вспучился, когда несчастный организм, в шоке от предоставленных зельем резервов и возможностей, попытался продублировать функции оставшегося снаружи куска плоти.
На этом фоне выдавливаемые из глазницы остатки глаза, травмирующие новый орган и запускающие череду постоянно выталкиваемых глазных яблок почти не впечатляли. Не тогда, когда пациент хрипел и задыхался от лишней плоти, одновременно пытаясь вытошнить избытки крови и скуля от все более и более надувающегося желудка.
К сожалению, тогда поднятый демонами труп очередной бездарности, оборвал мучения так взбесившего Чжэня идиота, поэтому гвардеец не смог узнать, от чего конкретно бы умер его "товарищ" в результате "спасательной операции". То, что с родни неудачника можно содрать деньги за использованный эликсир утешало, но не слишком.
Ксин отвлекся от череды образов прошлой волны, моргнул от редкого солнечного проблеска в небе, а затем хмуро проводил взглядом ленивые кольца дыма над казармой. Он поджал губы, но не стал заходить внутрь и поторапливать нерадивых смердов, навязанных ему не то дядей, не то ленивой свиньей-комендантом, не то всем их паноптикумом сразу. Судя по состоянию его подопечных, а также доносящимся до него звукам, у этого усталого воина еще была пара-тройка кэ, чтобы побыть наедине со своей меланхолией и пронизывающим ветром.
