– Я? Но… – Ива откашлялась. – Конечно, я дам вам имена. Сейчас.
Она прикрыла глаза и мысленно сосчитала до двадцати. Наречение имен – дело непростое, но раз уж взялась, теперь не отвертишься. Впрочем, когда она посмотрела на детей, все встало на свои места. Нужно просто увидеть их теми, кто они есть. И для Ивы, которая столько дней провела в лесу, это оказалось несложно. Точно так же, как она увидела, кто такая Куэ, она увидела и этих детей.
– Слушайте меня, – сказала она громко. – Вот ваши имена…
Дети разом подались вперед.
– Ты – Вяз, – сказала Ива тому, кто стоял к ней ближе всех. – А ты – Бук, тебя зовут Ель, а тебя – Ольха…
Кончиками пальцев она дотрагивалась до груди или до плеча каждого, кому давала имя, и дети деревьев один за одним отступали, склонив головы.
– Вы двое – Рябина и Вереск, а тебя зовут Ива, так же как и меня.
– Как же ты поняла, кто из них кто? – много дней спустя спросила ее Повариха. – Кто из них Вяз, а кто Ольха? Ты же сама говорила, что они выглядели одинаково, не отличить одного от другого.
– Просто Вяз был похож на вяз, а Ель – на ель, – ответила Ива, и Роза покачала головой, будто это действительно что-то значило.
А позже она стала думать, что дети менялись, когда она давала им имена: Ель оказалась темнее и выше прочих, Бук – приземистей и шире в плечах… И вот они стоят вокруг нее, совсем не похожие на тех, кем были раньше, но при этом оставаясь точно такими же. Когда Ива касалась их кожи, она чувствовала кору, и у каждого из детей-деревьев она была особенная. У одних – гладкая, у других – шершавая или же грубая и ребристая. Если бы она закрыла глаза и смогла отключиться от всех прочих чувств, кроме осязания, то точно бы решила, что снова очутилась в Большом Лесу.
Потолок мусорной пещеры затрясся, и сверху рухнул огромный лист ребристого пластика, открыв дыру, сквозь которую виднелось голубое небо. Следом упал стул без двух ножек и обрушился водопад из испортившихся овощей. Тряслись и стены, и пол под ногами – мусорный вепрь разваливался на глазах.
– Быстрее! – крикнула Ива, привлекая к себе детей. Еще немного, и их завалит отбросами. – Быстрее… Нужно выбираться отсюда…
– Выбираться? – воскликнула та, что стала Елью. – Куда? Как?
– На свет, – выдохнула Ива, уворачиваясь от падающей жестянки с острыми краями. – В Большой Лес, только там вам и место…
Она двинулась вперед, но в тот же миг пол перед ней провалился. Ива едва успела отскочить. В открывшемся провале она увидела склон одной из мусорных гор и участок дороги, но слишком далеко, чтобы прыгать.
Мусорный вепрь раскачивался все сильнее. Сквозь дыру в его брюхе Ива разглядела его ногу – в какой-то момент та резко подогнулась, и вепрь стал заваливаться на бок.
– Держитесь крепче! – крикнула Ива. Одной рукой она прижимала к груди черный сверток, в другой – сжимала сухую ладошку Вереск. – И прыгайте сразу за мной!
Она могла лишь надеяться, что за треском и грохотом дети ее услышали и поняли. Сама Ива подалась вперед, держась к краю дыры настолько близко, насколько это возможно. Вепрь поначалу падал медленно, но затем – быстрее и быстрее. Удержаться на нем – все равно что пытаться устоять на лавине, катящейся по горному склону. Одно неверное движение, один шаг в сторону, и сила, которой невозможно противостоять, попросту сметет тебя. Мимо, вращаясь, как кленовая крылатка, пролетела гнилая доска с торчащими ржавыми гвоздями. Ива пригнулась, хотя это едва ли могло защитить от сыпавшегося сверху мусора. Еще немного, и…
– Прыгайте! – крикнула Ива и прыгнула сама, увлекая за собой Вереск. В тот же миг мусорный вепрь окончательно развалился.
Падение вышло не ахти каким удачным. Ива упала, ударившись плечом, и покатилась вниз по склону, пока не наткнулась на деревянный ящик, полный гнилых груш, превратившихся в склизкую кашу. Там она и осталась лежать, тяжело дыша и не решаясь поднять голову, чтобы посмотреть, все ли дети смогли выбраться. Неужели у нее получилось? Ива не понимала, гордиться ли ей или плакать.
– Смотрите! – услышала она удивленный голос другой Ивы. – Здесь столько неба!
Ива приподнялась. Все семеро детей стояли, разведя руки и открыв рты, и таращились в пронзительно-синее ясное небо. Каким же огромным оно, должно быть, казалось им после мусорной пещеры! Иве и самой захотелось вот так вот раскинуть руки и стоять, подставив лицо теплым лучам солнца, и ничего больше не нужно. Но не здесь.
Она встала, пошатываясь, расправила плечи и повернулась на восток. Черный Замок дымил из всех своих труб, отравляя небо ядовитым дымом, оранжевые грузовики ползли к нему, доверху груженные мусором. Ничего не закончилось. Вовсе не урбунд был тем чудовищем, которое она должна победить. Настоящее чудовище ждало ее там, в Черном Замке. И рано или поздно ей придется с ним встретиться…
Плечи ее опустились. Рано или поздно, но не сегодня. Пока что она к этому не готова.
– Нам нужно уходить, – сказала она детям. – Не стоит здесь задерживаться. Мы должны добраться до леса.
– До леса? – робко переспросила Ольха. – Что такое лес? Что мы там будем делать?
Ива задумалась лишь на секунду.
– Расти, – сказала она. – Вы – дети Большого Леса, вы рождены, чтобы расти. Чтобы корни ваши пронзали землю, чтобы на ваших ветвях пели птицы. Расти, чтобы стать большими и сильными. А пока…
Прижимая к груди черный сверток, Ива стала спускаться с холма. Далеко, на другом конце Преисподней, она увидела крошечную темную фигурку, пробирающуюся через завалы, и это не мог быть никто, кроме Охотника. Она помахала ему рукой, но крестный ее не заметил. Но все равно стоило поторопиться. Охотник наверняка места себе не находит от беспокойства, поди уже всю бороду себе повыдергал. А без бороды он, честное слово, будет выглядеть глупо.
Глава 3
На крыше
Осень подкрадывалась неспешно, как гадюка к лягушке, затаившейся в болотной траве. Миновал август, однако дни стояли солнечные и жаркие, а ночи дышали горячим ветром. Не всяким летом случается такая жара: солнце палило нещадно, обмелели лесные реки, на деревьях поникла листва, трава пожухла, а сосны плакали янтарной смолой. От жары невозможно было укрыться даже в вечной тени, скрывавшей Дом Матушки Ночи. Все, кто мог, попрятались в доме, курицы с козами почти не выходили во двор, оставив его на растерзание чертополохам. И, никем не видимые, они носились по двору, устраивая маленькие пылевые бури.
И все же осень была рядом, затаилась и ждала своего часа. Первыми ее приближение почувствовали птицы, и в один день пропали все ласточки и стрижи – самая верная примета надвигающихся холодов. Прочие лесные птицы, те, что улетали на зиму, тоже забеспокоились. То и дело из чащи доносились тревожные крики: «Пора? Пора? Скоро! Скоро!» Из-за этих криков Некто Тощий бродил по дому хмурый и смурной и часто запирался у себя в комнате. Но это еще ничего. Хуже будет, когда по небу потянутся косяки гусей и крикливых казарок, вот тогда человек-птица совсем потеряет покой и сон. В прошлом году его даже пришлось связать и на несколько дней запереть в чулане, чтобы он не сделал с собой чего-нибудь плохого. Бедный, бедный Некто Тощий!
