Перестав ломать голову над тайной набивки, Прин выглянула наружу: на этой стенке резьба была совсем другая, чем с другой стороны. Там были животные, скалы и облака… Прин пересела, чтобы проверить: нет, вовсе растения, птицы и рыбы. Пересела на дальнюю сторону и вместо растений, птиц и рыб увидела животных, скалы и облака. Эта повозка представляла собой весь мир, что лежал за ее пределами. Снаружи, конечно, проплывала лишь малая его часть, но деревья, скалы, облака, звери и птицы, которые могли там водиться – всё говорило о невидимом целом.
Рассматривая теперь внутренние стенки, Прин не заметила, как рабыня свернула вправо на перекрестке. Покосившийся дракон скрылся за поворотом.
Каменистые ручьи, развесистые деревья, цветущий кустарник перемежались деревянным мостом, каменными крылатыми леопардами, мраморной скамьей. Культура придавала натуре человеческие черты, натура обрамляла культуру неведомой историей и головокружительной красотой. От изумления Прин теряла способность отличать одно от другого. Может, это и есть волшебство?
Карета остановилась, к ней подбежала женщина.
– Приехала!
Прин, еще не отошедшая от езды, никак не могла вспомнить, отчего улыбка этой незнакомки знакома ей. И никогда еще не видела такого ярко-красного платья, расшитого по рукавам, подолу и вырезу чем-то блестящим – золотом, не иначе. А ногти на пальцах ног под сверкающим подолом тоже были красные!
– Как я рада. После рассказов графа мне не терпелось тебя увидеть! – Прин с ее помощью не сошла, а точно спорхнула вниз. – Я графиня Ньергринкуга, но все зовут меня Тритти, и ты так зови. Его сиятельство ждет тебя в доме. Ты хорошо доехала?
– Чудесно! – ответила Прин.
Безымянная рабыня – а может, безымянная богиня, покровительница всех путников – уехала куда-то за деревья.
Тритти взяла Прин под руку, и немыслимо мягкий рукав графини побудил гостью заговорить о других чудесах. Об изумрудных мушках на лошадином крупе, о двух больших деревьях за поворотом дороги, о россыпи мелких желтых цветов у ручья. Обычно Прин не говорила вслух о таких вещах, но они жили в ее памяти, и она могла бы о них написать; именно умение писать побуждало ее все чаще и чаще говорить о чем-то подобном и сделало ее с годами, по мнению многих, замечательной собеседницей.
– Ты говоришь с таким воодушевлением… я очарована, – вставила Тритти в одной из коротких пауз.
Прин заставили замолчать два каменных существа с когтями и распростертыми крыльями у входа в дом – орлы, драконы? В переднем чертоге на высоких треножниках горели чаши-светильники.
– Граф только утром сказал мне, что ты придешь, – сказала Тритти, – и я ничего не успела придумать. – Вдоль одной из стен висели одежды столь же ярких и нежных тонов, как платье хозяйки, но дальняя, служившая арсеналом, была еще занимательней: здесь рядами стояли копья, круглились щиты, со стропил свисали тридцать-сорок мечей. – Боюсь, всё будет очень по-домашнему. Граф, приглашая тебя, не знал, что к нам нагрянут все дети разом. Мой Ардра почти твой сверстник, ему четырнадцать…
– Мне пятнадцать, – сказала Прин.
– Вот как? На вид ты взрослее – впрочем, я была всего на год старше, когда в первый раз вышла замуж. К счастью, муж любил путешествовать, иначе я знала бы о нашей дикой и чудесной стране не больше любой деревенской девушки. Он и был отцом Ардры; остальная молодежь, дети графа от первой жены, чуть постарше. Граф говорил, что ты тоже путешественница – где же тебе довелось побывать?
– В Колхари… – За фигурными перилами в середине чертога шумела вода – этот зал был еще больше, чем подземелье на Шпоре. – Еще в Енохе. – Енох, однако, бледнел по сранению с подобным величием.
Тритти, слегка сжав локоть Прин, засмотревшейся на лепные колонны, вернула ее на землю.
– Сегодня мы соберемся в менее грандиозных покоях. Знаю, Большой Чертог гораздо внушительнее, но в нем можно потеряться, если гостей меньше ста. – Хозяйка направила Прин к боковой двери, над которой выгнулась еще одна каменная бестия. – На прошлой неделе мы принимали узурпатора Стретхи со свитой из тридцати семи человек и даже этот, Малый, чертог не использовали. Нам хватит и одной из гостиных. Расскажи мне о Колхари! Я была там всего несколько раз – гостила полтора месяца при Высоком Дворе в ранней юности, но из дворца никуда не выходила. Только слышала рассказы о Старом Рынке, Гончарном ряде, Мосте Утраченных Желаний… это и есть настоящий Колхари, которого я так и не видела.
– Да, я бывала в этих местах, – подтвердила Прин.
– Вот за что я люблю гостей, которых приглашает мой муж! Мне наносит визит узурпатор Стретхи, а граф разъезжает по большим дорогам в простой повозке и привозит домой искателей приключений, воинов, а то и купцов. Но купцы говорят только о деньгах, слушать их скучновато. Мы с мужем любим интересных людей, а имея такой опыт, как у его сиятельства, можно поручиться, что скучно не будет.
За очередной дверью им навстречу встал юноша в короткой кожаной юбке, а с лестницы в углу скатился кубарем светловолосый и лохматый, как варвар, мальчик. Вслед за ним со ступенек сбежала, хохоча, молодая девушка.
Седовласый граф в том же синем плаще стоял у холодного очага, наполненного орудиями, которые могли быть как кухонными, так и пыточными (хотя казались слишком новыми и блестящими, чтобы служить для того и другого).
– Прин! С графиней ты, вижу, уже познакомилась, а это вот мои непослушные дети. Мой пасынок, Ардра.
Мальчик у лестницы был одет в короткие штаны и безрукавку, не доходящую до его тощего живота. Прин вспомнила, как носила еду младшему брату матери: он сбежал из армии и прятался в соседском сарае. Десятилетняя Прин отворила дверь, и молодой дядюшка вскочил с соломы, одетый точно так же, как Ардра – латы он снял и сложил в углу.
– Здравствуй, – сказала Прин.
– Это Прин, наша гостья, Ардра.
Юнец промолчал. Если б не поездка в карете, Прин сочла бы его невежей, но сейчас она только и могла, что дивиться.
– А это моя дочь, Лавик.
Девушка была не выше Прин и еще полнее, с красиво заплетенной черной косой. Коричневое платье она свободно могла бы взять из той же пивоваренной лавки, где Ирник неделю назад подобрал облачение Прин. На вид ей было лет двадцать.
– Здравствуй. – Она положила руку на плечо сводного брата. – Скажи что-нибудь гостье, Ардра.
– Ты на пивоварне работаешь, – выпалил тот. – А меня отец не пускает.
Граф засмеялся, подняв белую бровь.
– И не пущу, пока не дорастешь хотя бы до возраста этой девушки. Тебе ведь шестнадцать?
– Пятнадцать.
– Что ж, я не против, когда мои дети работают в поле или в саду. Я сам там работал, и Лавик тоже, и Джента – но всему свое время.
– Разве тебе хочется работать на пивоварне, сынок? – удивилась Тритти.
– Нет.
