– А что бы ты хотел делать? – спросила Прин.
– Быть генералом императорской армии и подавлять мятежи в отдаленных провинциях.
– Боюсь, Ардра не хочет смириться с тем, что сам владеет отдаленной провинцией, которая в свое время была мятежнее некуда, – промолвил молодой человек. На это засмеялись все, кроме Ардры; тот сел на нижнюю ступеньку и уперся локтями в колени, растерянно глядя на всю компанию.
– Мой сын Иниге, – представил юношу граф. – Только что из Аргини, нежданно приехал.
– Мы ждали его брата Дженту, – сказала графиня, – но тот прислал весть, что приедет только сегодня вечером. Мы тут с ног сбились… где малютка, дорогая?
– Наверху, – ответила Лавик, – спит.
– Лучше ей?
– Уже четыре часа не какала.
Тритти облегченно вздохнула.
– Лавик с Цветиком приехали три дня назад. Они были на крайнем юге, и девочка подхватила понос – в день приезда на сушеный абрикос похожа была. Я уж думала, мы ее потеряем, но нет, она молодчина.
– Сколько ей? – спросила Прин.
– Три месяца, – сказала Лавик. – Чудесная крошка. Вовремя я ее привезла, она непременно умерла бы на том ужасном болоте.
– Ваш муж тоже здесь? – спросила Прин.
– Нет у меня мужа, – усмехнулась Лавик, – да и не надо. Я всё пытаюсь внушить батюшке, что отец девочки – уважаемый воин знаменитого охотничьего клана. Батюшка полюбил бы его, если б согласился с ним встретиться. Его ранг, насколько я понимаю, соответствует чину капитана императорской армии. Если Ардра когда-нибудь станет офицером, то начнет как раз с этого. Кроме того, он младший сын бывшего вождя племени; там, в отличие от нас, вождя выбирают каждые шесть лет.
– А я пытаюсь объяснить Лавик, – сдвинул белые брови граф, – что младшие сыновья в счет не идут, даже если их отец вождь – или был вождем.
– Ты попусту расстраиваешь отца, – с укором сказала Тритти.
– Как же, расстроишь его. – Лавик улыбнулась Прин. – А у тебя дети есть?
– Нет…
– Страшно это… хотя я не жалею, что родила. То есть сейчас не жалею, потому что дитя будет жить, а вчера все утро проплакала. Юг – чудесное место, не считая, конечно, болезней. Ты путешественница и непременно должна побывать там. Это уже не наше государство, и я думаю, что жизнь по-настоящему начинается лишь за пределами маленького, запуганного Невериона. Поверь мне, это лучше, чем торчать при дворе… – Лавик зажала себе рот. – Хотела было рассказать одну историю, но не стану. Батюшке она нравится, потому что северян задевает, а матушке нет, потому что она задевает двор.
– История забавная, – сказал граф, – но я от нее не в таком уж восторге.
– А я не могу сказать, что ненавижу ее, – добавила Тритти. – Что было, то было, зачем же это скрывать. Расскажи, милая, если хочешь. Я просто не думаю, что она… столь характерна. Рассказывай, я не против.
– Что ж… но тебе, может быть, неинтересно слушать про глупых придворных?
– Очень интересно! – заверила Прин. – Вы там тоже бывали? – (Лавик, чего доброго, решит, что «тоже» относится к самой Прин, а не к Тритти.)
– У нас принято, что сыновья и дочери знатных особ лет в семнадцать-восемнадцать…
– В мое время это случалось в четырнадцать-пятнадцать, – вставила Тритти, – но тогда от детей больше требовали.
– Так вот, нам полагается проводить от полутора до трех месяцев при дворе, заводить знакомства, узнавать из первых рук об управлении государством…
– В мое время способные юноши могли оставаться при дворе три года, а то и пять лет, служа при посольстве или у кого-то в секретарях. Не знаю, почему это теперь отменили, – вздохнула Тритти.
– Двор, как ты знаешь, огромен, – продолжала Лавик. – Это скорей город в городе, чем просто дворец…
– В мое время мы не занимались сравнениями. Вот что, пожалуй, печалит меня больше всего. Существовали строгие рамки, в которых, поверьте, можно было сказать что угодно, но мы не говорили, что двор похож на то или это. Двор был началом и концом, средоточием благодеяний и власти, а император – я побывала там еще до малютки-императрицы – был для всех образцом. Сейчас его все бранят…
– Дорогая, – прервал граф, – если ты не хочешь, чтобы Лавик рассказывала, мы можем поговорить о другом…
– Нет-нет, пусть рассказывает!
– Не беспокойтесь, пожалуйста. – Прин не знала, что больше огорчает Тритти – рассказ падчерицы или упрек супруга. – Я буду смеяться в нужных местах, но ни о чем не стану судить, пока сама там не побываю – а этого, скорей всего, еще долго ждать! – Но Тритти это не слишком утешило. Уж не призналась ли она ненароком, что на самом деле при дворе не была? Задумавшись об этом, Прин упустила начало рассказа Лавик.
– …сотни людей! Если собрать десять таких домов, как наш, воедино, они не составили бы и трети императорского двора. Одних кухонь там двадцать пять, не меньше. У каждого юноши или девушки, конечно же, есть патрон, постоянно проживающий там, со своей кухней и штатом прислуги. Меня батюшка пристроил к младшей графине Эзулле, и в свои семнадцать я потащилась в Колхари в сопровождении обоза с одеждой и мебелью; в прежние времена полагалось и слуг везти, но теперь от тебя требуются только горничная и кучер. Эзулла, дама очень приятная, но забывчивая, патронировала в ту пору уже шесть девиц и трех юношей. В первые дни нас приглашали на частные обеды и ужины, где мы возлежали на подушках, пили сидр – пива при Высоком Дворе не пьют! – знакомились с очаровательными людьми и слушали занимательные истории. Если бы я слушала внимательней, всё сложилось бы по-другому. На четвертый вечер сам барон Кродар пригласил нас от имени императрицы на большой бал. Мы танцевали, ужинали, завели десятки новых знакомств – и со старожилами, и с только что прибывшими наподобие нас. Не знаю, в котором часу я легла; просыпаюсь утром в своей голой каморке – у младшей графини не хватало лакеев, чтобы перетащить мою мебель через все коридоры и узкие лестницы, – просыпаюсь и ни звука не слышу! Если ты когда-нибудь жила в замке с населением больше ста человек, то поймешь, как это необычно. В четыре утра всюду уже суетятся слуги, готовясь к пробуждению господ в пять – а поскольку легла я поздно, было уже никак не меньше половины седьмого. Накидываю халат, выхожу в коридор – никого! Стала я обходить комнаты других девушек, подопечных Эзуллы – пусто. Постели застелены, платья висят, а девиц нет. Покои самой графини заперты, кухня тоже. Что только не приходило мне в голову: ночью случился переворот, и всех придворных казнили, одну меня не заметили; или замок околдовал некий злой чародей, одну меня батюшка своими чарами спас…
– Право же, Лавик!
– Именно так я и думала! Весь день провела не евши, и следующий тоже. Шесть дней подряд ничего не ела и не видела ни единой живой души!
– Почему же вы не ушли? – изумилась Прин. – Так недолго и с голоду умереть!
