Говорить следовало столь же сдержанно, как писать на вощеной доске, где много слов не уместишь.
– Я вспомнила, как однажды утром стояла на холме чуть северней Колхари и смотрела на город сквозь предрассветный туман. Если б я не стояла там и не думала то, что тогда думала, вряд ли я увидела бы то… что сейчас увидела. Да, я очень хотела бы кое о чем спросить. – Прин перевела взгляд от увешанных мечами колонн на потемневшую бухту. – Что это за город там, под водой?
– Какой такой город? – засмеялся Джента. – Никакого там города нет.
– Я и не говорю, что он есть – но раньше он был. Его руины, его пустые колодцы, взломанные камни его мостовых до сих пор лежат под водой. Вот я и спрашиваю, что это был за город?
– Ничего там нет, кроме моря, – сказала Лавик. – На отмелях иногда попадаются обтесанные камни, и у бухты сохранились развалины, куда дети бегают за древними черепками, но ведь это еще не город.
– Я стояла на холме северней Колхари и видела город, скрытый туманом – стертую карту города, город из сна. И ваш город мне тоже не померещился!
– Когда я ездила ко двору, – отрезала Лавик, – мне не позволили выйти из повозки, чтобы посмотреть на Колхари сверху. И здесь никакого города нет!
– Тебе не кажется, что она северная шпионка? – насмешливо бросил Джента. – Ты не поверишь, сколько шпионов они сюда засылают, чтобы вынюхать то, что любая крестьянская девка и любой подмастерье им и так бы могли сказать.
– Я не шпионка! – взъярилась Прин. – Я говорила это лиходеям на дороге, говорила Освободителю, говорила Дикой Ини и вам говорю! Я не знала даже, что ношу на себе «другой звездный круг» королевы Олин, пока рабыня, Брука, мне не сказала. Астролябию подарил мне Горжик, когда я проникла в Невериону…
Улыбка сошла с лица Дженты, Лавик поднялась, лицо графа превратилось в застывшую маску.
– Брука тебе сказала?
Молчание ширилось, как туман над закатной бухтой.
– Поди сюда, – сказала вдруг Лавик. – Встань здесь и посмотри вон туда – нет, левее. Видишь то низкое здание с четырьмя приземистыми башнями по углам? Это Вигернангхский монастырь, прибежище могущественных жрецов в ту пору, когда север открыто воевал с югом. Север годами засылал сюда шпионов – и до сих пор засылает! – чтобы узнать, не осталось ли кого в Вигернангхе. Так вот, десять лет назад там еще жило с десяток упорных фейеров, но теперь они умерли или просто ушли туда, где жрецов уважают. Монастырь пуст. Любой местный парнишка сводит тебя туда, и ты сможешь всласть бродить по часовням, занесенным палой листвой, да распугивать змей. Теперь ты знаешь то, что так тщатся выведать колхарские вельможи. Там нет ничего – это скажет тебе любой варваренок, лазивший в разбитые окна монастыря.
– Теперь подойди сюда, – сказал Джента. Растерянная Прин подошла. – Не на бухту смотри – правее. Там за деревьями виден замок – вылитый Высокий Двор, только чуть меньше, верно? Это замок барона Альдамира-Дракона. Если в Вигернангхе нет монахов уже десять нет, то замок все двадцать как заброшен. Однако Высокий Двор все шлет и шлет своих соглядатаев к могущественному барону. Нет тут никакого барона, а могущество его если и было, то сплыло! Есть только пустой замок, куда наши девушки ходят попугать друг дружку и посмеяться. Высокий Двор швыряется золотом, чтобы раз за разом узнавать то, что может им сказать любая прислужница из таверны.
Тут послышался резкий, пугающий, односложный смех, который никаким письменным знаком не передашь. Изданный графом звук служил, несомненно, продолжением его жутковатой улыбки.
– Все мы, боюсь, ведем себя так, будто ты в самом деле шпионка, в то время как ты утверждаешь, что это не так. Я, признаться, и пригласил тебя для того, чтобы прояснить сей вопрос.
– Вот как? Вы позвали меня, потому что увидели мою астролябию?
– Простое «да» или «нет» было бы оскорбительно и для моих мотивов, и для твоего ума. Ты задала вопрос, так позволь на него ответить. Там, где теперь плещется море, стоял когда-то великий город Невериона.
– Но Невериона – не город. Это квартал Колхари, где раньше жили аристократы.
– А откуда, по-твоему, эти аристократы взялись? Откуда пришли на север в то место, которое так и осталось большой деревней, хоть и зовется теперь столицей? Невериона ушла под воду задолго до того, как аристократы покатили на север по отменным когда-то дорогам, но память о городе, давшем название всей стране, они увезли с собой. Ты, конечно же, знаешь, что они и самый Колхари пытались переименовать. Но имена прилипчивы, и северный город отверг их погибшую родину, как отвергли поля и леса Гарта имя Бабары.
– А, так ты про тот, древний, город спрашивала? – засмеялась Лавик. – Ну да, это Невериона.
– Невериона? – вскричал Джента. – Так ведь это одно воспоминание, а не город. Ты говорила «руины», но там даже и руин не осталось. Это просто чертеж, что иногда, при определенном свете, проявляется под водой. Знал бы я, что ты об этом, сказал бы!
Прин снова задумалась о мечах. Чьи они? Былых героев, мужчин и женщин, потерпевших поражение в давней битве? Для острастки они здесь повешены или это все та же сказка?
– Про круг других звезд и затонувший город рассказала мне одна сказочница, женщина с островов. Рассказала еще до моего ухода из…
– Островитянка, сочинившая эту сказку, сейчас была бы глубокой старухой, – прервал ее граф. – Я готов поверить, что твоя бабушка знала Белхэма – молва гласит, что он и правда умер где-то в северных Фальтах, – но сомневаюсь, что ты знала ту сказочницу. Разве что ты старше и странствовала больше, чем я полагал. Я-то хорошо ее знал: она была моим другом. Венн, мудрейшая женщина с Ульвенских островов.
Прин уже трижды за свои странствия слышала имя этой незнакомой ей женщины.
– Великолепный ум. Впервые я увидел ее в этой самой комнате, когда был еще моложе тебя, а в последний раз – у нее дома, на Большом Ульвене. Она водила меня в тамошние дикие племена, рассказывала про их обычаи и хозяйство, познакомила меня с сыном, которого там оставила – а через несколько лет я получил весть о ее кончине. У нее было много друзей, уважавших и обожавших ее. Славой Белхэма она никогда не пользовалась, но Белхэм сам искал славы, а Венн бежала ее. Между тем она, пожалуй, превосходила его как мыслительница. Белхэм был распутник, кутила, пьяница. Мог быть остроумным, когда хотел, и тиранил своих патронов, когда те в чем-то не угождали ему. Венн тоже была остра на язык, но богатые и знатные мало интересовали ее, а она меня – очень. Все это, впрочем, было давным-давно.
– Островитянка, рассказавшая мне эту сказку, была старше меня, но моложе вас. И очень даже живая. – Сказав это, Прин снова уставилась на мечи.
– Ты, конечно, слышала, что здешние люди считают меня волшебником? Так вот, магии меня обучила Венн – здесь, в этой комнате. Я был тогда еще мальчиком. Отец пригласил ее сюда поработать совместно с Белхэмом. Венн уже приезжала раньше на материк, и отец о ней слышал; в те давние годы мы еще питали уважение к чистому разуму, который ныне у нас не в почете. Была, видишь ли, задача, которую Белхэм никак не мог решить и задавал всем способным юношам и девушкам, какие ему встречались – а Венн тогда была совсем еще юной. С этой задачей он столкнулся в собственной юности, сразу после того, как изобрел свою таблицу счисления. Сначала он пытался решить ее сам, потом стал предлагать молодежи – сначала в качестве вызова, после чтобы поставить гениальных юнцов на место, как безымянные боги, по мнению Белхэма, поставили его самого. – Граф перешел к другому пергаменту на стене, где был изображен круг с вертикальной линией, делящей его пополам. – После изобретения таблицы многие вельможи, по настоянию самого Белхэма, стали приглашать его для постройки домов и мостов, для разбивки садов и прокладки дорог. Задача, о которой я говорю, касалась круглых строений. Белхэм пытался понять, какие два числа, одно из которых делится на другое, покажут, сколько раз диаметр, – граф провел пальцем по вертикальной черте, – укладывается в окружность. – Он обвел пальцем сам круг. – Как по-твоему: сколько кусков бечевки такой вот длины, – палец снова черкнул сверху вниз, – понадобится, чтобы обвести весь круг?
