Один матрос засмеялся, за ним другой – Бейлу их смех показался слегка принужденным. Вран, Норема и Бейл получили по рыбине, и кто-то начал рассказывать другую историю.
– Вот так сказка, – сказал Бейл, стоя рядом с Норемой и выбирая кости из своей рыбы. – Мне от нее как-то не по себе.
– Ужасная история, – прошептала Норема, повернувшись к нему. – Просто мурашки по коже. – Ее лицо, освещенное сбоку фонарем, вдруг показалось ему безобразным.
В этот миг Бейл с удивлением понял, что беспокойство у него чисто умственное: и сведенные мускулы, и страх морской болезни, мучивший его с самого отплытия, прошли будто по волшебству – уж не сказка ли его исцелила? Стало холодать, но голых матросов это ничуть не трогало. А Норема, которую будто бы так ужаснула эта история, говорила больше с другой женщиной, чем с ним, Бейлом.
– Но что думают об этом ваши мужчины? – спросила она. – Богиня вместо бога и мужчины, сделанные из женщин – это должно больно их задевать.
– В этой сказке нет мужчин, кроме Эйфха, – сказала Вран. – И потом, это всего лишь сказка – по мне, она всем хороша. Она объясняет мужчинам, отчего они такие слабые и невежественные, вместо того чтобы ставить перед ними невыполнимые задачи, как принято в этой странной и ужасной земле, и вселять в них чувство вины из-за того, что они не могут их выполнить. Поверь мне, наши мужчины куда более довольны своими сказками, чем ваши своими. Мы живем так, как предначертала богиня, но я не могу понять, какие потрясения в общественной или хозяйственной жизни определили пути вашей странной и нелепой земли.
– Мне не верится, что ваши мужчины счастливей наших, – сказала Норема.
– Однако это правда. История Эйфха для них очень полезна и утешительна. Она указывает им место в обществе и объясняет, почему они его занимают. Врачует раны, нанесенные им богиней.
Бейл, некстати вспомнивший чудом прошедшую морскую болезнь, не стал слушать дальше и отошел к матросам. Их замечания и шутки относительно странной космогонии Вран не предназначались как раз для женщин. Часам к восьми вечера, когда все притомились, Вран неслышно подошла к нему сзади и прошептала, положив руку ему на плечо:
– Стало быть, мы все плывем не только в Гарт, но и к барону Альдамиру. Моя подруга с островов, – она кивнула на Норему, – наконец-то сообразила, что вы с ней соперники. – Вран снова и очень громко расхохоталась. – Но я-то ни при чем, к счастью. Хочешь поспать в моей каюте, красавчик? Сама я лягу на палубе. Не волнуйся, ночью я не стану покушаться на твою честь. Твоя каморка с половину вашего восточного гроба и даже вполовину не такая удобная, а я пользуюсь милостями Кродара, о котором ты небось и не слыхивал, но ночевать желаю на свежем воздухе. Пошли покажу.
Фонарь заливал палубу маслянистым золотом. Женщина в маске, пахнущая рыбой и сладким укропом, отворила какую-то дверь и сказала:
– Это здесь.
Дюжина глиняных ламп, свисающих на медных цепях с потолка, освещала каюту в полтора раза больше Нореминой. Подмастерье, бормоча благодарственные слова, побежал в форпик за своей котомкой. Две койки (в каюте их было три!) он нашел слишком мягкими, третью комковатой и улегся в конце концов на полу, постелив в углу одеяло; так он спал в кладовой у Зуона, так спал дома с братьями и сестрами в одной комнате, так устроился бы и в форпике. Этот угол, однако, помещался в роскошной каюте, что смущало Бейла не меньше, чем сказка.
3
Трое суток спустя, на синем рассвете, первый помощник попрощался с Бейлом за капитана – тот извинялся за то, что до прибытия с пассажирами уже не увидится. Мы трапезничали с капитаном четыре раза, думал Бейл, глядя на скрытый в тумане берег; говорили о навигации, о трех его семьях, о его собрании маленьких глиняных идолов – и все сочли, что он глубокий, хотя и несколько рассеянный, человек. Однако я могу никогда больше его не увидеть, если поплыву обратно на другом корабле. Странная жизнь у путешественников.
За туманами вставали скалистые склоны, изрезанные медными лентами рек, поросшие тропическими лесами. На тусклой водной зелени дрожала тень корабля. Бейл и свою тень разглядел – голову, сгорбленные плечи, руку на поручнях, – а миг спустя к ней присоединилась другая.
– Соперница твоя… – начала Вран. За три дня Бейл и Норема выяснили – сдержанно и цивилизованно, хотя у цивилизованных дельцов подобное не принято обсуждать, – что они действительно конкуренты. – Очень ее тревожат твои к ней чувства.
Чувства Бейла представляли собой смесь влечения к Нореме как к женщине и возмущения ею как соперницей – он полагал, что правда на его стороне. Его хозяин, в конце концов, бедный гончар, которому барон Альдамир сам предложил льготную сделку, а хозяйка Норемы – богатая купчиха, которая добивается от барона таких же льгот.
– Ага! – засмеялся Бейл. – Она, видать, хочет меня, но чувствует себя виноватой, потому что нам предстоит борьба.
Времена тогда были варварские, и ставить себя на место кого-то другого люди еще не умели. Улыбка Вран предполагала, что эту ситуацию можно истолковать и более варварски. У них за спиной спустили, скрипя блоками, один парус и поставили другой. Корабль, развернувшись, обогнул песчаную косу, и перед ними открылась гавань.
Южный порт в этот ранний час еще спал – на причале, к которому шел корабль, виднелось всего несколько человек.
– Эй вы, примите конец, – крикнул первый помощник. Рабочие на берегу расступились перед маленькой женщиной в зеленом платье, с прической из множества мелких косичек. Грузный мужчина с заплечным мешком был, как видно, ее слугой.
Горбун с берега зацепил багром веревочную петлю на борту и чуть не упал, но ему на помощь пришли еще трое и подтянули корабль к причалу. Норема тоже вышла на палубу. Сходни на деревянных колесиках опустились, корабль закачался у пристани.
– Выгрузили мои картонки или как? – Норема переступила через котомку Бейла.
Женщина на причале обвела взглядом палубу и улыбнулась при виде трех пассажиров.
Бейл, немного растерянно, помахал ей и улыбнулся в ответ. Женщина, сопровождаемая слугой в тюрбане, подошла к сходням и поманила приезжих к себе.
Норема (вслед за матросом, несшим ее коробки по приказу помощника) и Бейл (опасаясь, как бы Вран не вздумала кольнуть его сзади своим двойным клинком), ступили на сходни.
– Видимо, вы и есть те, кого ожидает барон Альдамир, – сказала женщина. – Очень приятно. Его милость поручил мне встретить вас и извиниться за то, что не встречает вас сам. Уверена, что вы его извините. – Она подала руку Нореме; та нерешительно протянула свою и сказала сдержанно (Бейл уже знал, что так она скрывает смущение):
– Не думаю, что его милость ожидает меня. – Норема уступила дорогу Бейлу, и теперь уже он смутился. – Он вел переписку с Бейлом.
Бейл бросил котомку, вытер руку о бедро (завтрак из фруктов и рыбы ели прямо руками, которые он не догадался помыть) и поздоровался с женщиной.
