Теория НСП началась с попытки создать правила для каждого порядка высшего уровня путем комбинации правил для низших уровней различными рекурсивными способами. Ее первой большой проблемой стало открытие, что если создать правила для «языка» через комбинацию «наименований» и «списков» сравнительно просто, то создать правила для «перечисления», пользуясь только «наименованиями» и «списками» невозможно, пока не создан «язык». Поэтому порядком третьего уровня считается не «перечисление», а «язык». «Перечисление» на котором в той или иной форме основана почти вся математика, на самом деле представляет собой усеченную форму языка. Это оно предпосылается языку, а не наоборот. На нем основана не только математика, но и большинство современных компьютерных схем. Разработать язык из «счетных» правил достаточно сложно, но если пользоваться только правилами для «наименований» и «списков» и выйти на порядок третьего уровня, то есть «язык», он может включать в себя собственную усеченную форму «перечисления».
Чтобы перейти отсюда к археологии и древним языкам, вернемся к факту, о котором мы просили не забывать. Внутри глиняной буллы лежали поименованные объекты, а на ее наружной стенке был вытиснен список этих объектов.
Какое отношение имеет все это к Кулхарскому тексту? Сейчас увидим. Вскоре после открытия Штейнер в стамбульском музее Пьер Амье на раскопках в Сузах нашел буллу с собранием фигур, которые, по крайней мере на рентгеновских снимках, соответствуют немалому числу слов Кулхарского оригинала, и эта булла по всем показаниям датируется 7000-м г. до н. э. Может быть, это и есть древнейшая версия Кулхара? Полной уверенности в этом нет потому, что наружные знаки на стенках сосуда отсутствуют. Либо объекты внутри не были предметом торговой сделки, либо знаки изгладились под действием времени и стихий.
Штейнер сделала следующее: предположила, что Миссолонгский пергамент и есть список, который следовало нанести на стенку буллы, а затем сделала подстановку из многочисленных версий Кулхара на других языках, обнаружив большое сходство между предметами внутри и знаками на пергаменте. Пользуясь как теорией НСП, так и известными переводами, Штейнер творчески пересмотрела последние на основе дискурсивных петель.
Сама она говорит, что фигурки в сузанской булле могут соответствовать словам Кулхара чисто случайно. И даже если это не случайность, «мои выводы очень проблематичны и могут быть совершенно неверными. Но результаты интригуют, а сам процесс доставляет огромное удовольствие».
4
Чем бы ни считать Кулхар, он почти наверняка является одним из древнейших повествовательных текстов, определенно опережая Гомера – а возможно, и Гильгамеша – на целых четыре тысячи лет.
Классический текст западной цивилизации проистекает из устного рассказа, передававшегося из поколения в поколение и наконец записанного, что как улучшает его, так и портит. Это традиционно относится и к Гомеру, и к Эддам. С той же точки зрения мы рассматриваем и текст о Гильгамеше, хотя нет свидетельств того, что он не был записан сразу же.
Кулхар же, почти бесспорно, является письменным текстом – во всяком случае, его создал некто, знакомый с процессом письма.
Метафора, с которой он начинается – башни затонувших зданий рассказывают свою историю проплывающим над ними морякам, – это поразительный момент в истории творческого воображения.
Самое интересное уточнение, внесенное в текст Штейнер (математики, впрочем, его не поддерживают) звучит так: «…кровли затонувших зданий превращают волны в знаки [существования этих башен], дабы плывущие мимо моряки могли прочесть их (и предположительно не напороться на эти башни).» Штейнер указывает также, что знаки «булла» и «море» достаточно похожи, чтобы вызвать путаницу – и предполагает, что здесь имеет место каламбур.
Но если это уточнение верно, то дальше возникает проблема: в центре Кулхара имеется ссылка, которая, как признаёт сама Штейнер, переводится как «старуха с острова, делающая памятные заметки на тростнике». В булле определенно содержатся знаки «тростник», «старуха» и «остров», хотя мы, конечно, не можем быть уверены, в каком порядке их следует расположить. Возможно, две эти формы письма существовали одновременно? Или, как полагает Штейнер, «месопотамскому глиняному письму предшествовало «естественное», то есть записи растительными и минеральными пигментами на пергаменте или папирусе – письмо, которым и начинается Кулхар, – позднее вытесненное вместе с «трехногими горшками и слабосильными летучими змеями [драконами?]», о которых Кулхар упоминает как в начале, так и в конце»?
Есть и другие примеры традиционных версий Кулхара с уточнениями, внесенными Штейнер. «Со мной женщина, носящая два тонких ножа», говорится во втором предложении текста примерно на половине его языков. Предыдущие комментаторы относили это к какого-то рода жрице или религиозному ритуалу. Штейнер читает это так (не столько проясняя, сколько запутывая текст: «Я путешествую с героиней, вооруженной двойным мечом». Для оружия это, признаться, несколько странно.
Эмоциональный центр Кулхара, во всяком случае для современных читателей – это признание рассказчика (Штейнер, возможно делая реверанс в сторону феминизма, настаивает на рассказчице), что он(а) изгнан(а) из города под названием Кулхар и вынужден(а) странствовать «от больших старинных домов без кровель» до «больших новых домов с кровлями» и «выпрашивать подаяние у вельмож».
Комментарий Штейнер относительно пола рассказчика многое говорит о ее математических выкладках: «Мои уравнения показывают, что мой перевод верен самое большее на пятьдесят процентов – что для всякого, кто занимался переводом древних текстов, намного выше, чем у многих текстов, выдаваемых за евангелия. А поскольку пол автора в Кулхаре не уточняется, я выбираю те пятьдесят процентов, которые больше совпадают со все остальным».
Фраза, долго ставившая в тупик комментаторов, в некоторых версиях читается так: «Любовь маленького иноземца к большому рабу из Кулхара». Здесь уравнения Штейнер ничего не определяют, но создают список равно возможных вариантов («иноземцу» Штейнер предпочитает «варвара» и приводит веские аргументы в защиту этого слова):
1) «Любовь маленького раба-варвара к высокому человеку из Кулхара»;
2) «Любовь высокого раба из Кулхара к маленькому варвару»;
3) «Варвар и высокий человек не любят рабства».
«Возможно даже, – пишет Штейнер, – что эта фраза представляет собой сложный каламбур, из которого можно извлечь все эти значения». Правда, она не объясняет, как это относится к повествованию, в которое входит Кулхарский фрагмент.
Вот еще несколько поправок, которые матричные уравнения Штейнер предлагают внести в традиционные переводы.
«Они долго голодали в большом доме после того, как женщины съели их сыновей», – говорится в общепринятом переводе с санскрита на арабский.
«Он голодал в большом доме много лет после того, как она съела своих сыновей-близнецов», – уточняет Штейнер и добавляет, что «он» – не кто иной, как наш высокий друг из Кулхара.
