Он выпил очередную порцию пива залпом, откинулся на кровати и закрыл глаза.
Рина уже понимала, о чем он говорит, и маленький червячок уже начал точить ее нутро, вызывая досаду и долю разочарования. Что ж, она предположила это в самом начале, когда он так холодно проигнорировал настойчивую Елизавету, но тогда она не стала развивать мысль.
– Ты ведь гей, правда? – спросила она тихо.
Антон усмехнулся и перевернулся на бок. У кровати стояла бутылка пива, и он дотянулся, чтобы взять ее и прижать к себе, словно игрушку.
– Только не говори, что запала на меня, – сказал он, не поворачиваясь.
Рина выдохнула и все же решилась пересесть на кровать, дотронуться и сжать рукой его плечо. Она помолчала, а затем спокойно произнесла:
– Вообще-то да. Но, если честно, я рада, что так получилось, – мне это вредно сейчас.
Антон слегка дотронулся до ее пальцев, сжимающих его плечо, и через мгновение убрал руку, поджимая ноги. Они помолчали пару минут, пока Рина не поднялась с кровати, чтобы взять из мини-бара еще одну бутылку. Она вдруг почувствовала себя сильнее Антона, впервые за долгое время понимая, что кому-то нужна помощь ничуть не меньше, чем ей самой.
– Ты живой? – спросила она, откручивая тугую крышку.
Антон дернул плечом и что-то промычал, затем прокашлялся:
– Угу.
Рина налила себе еще пива и осталась стоять, смотря на него сверху вниз. В этой позе он казался почти ребенком, очень уязвимым и безобидным. Впрочем, обнажая душу, другим не будешь.
У нее в голове крутился вопрос, но она не решалась задать его, мысленно примеряя то с той, то с другой стороны.
Наконец, решившись, она спросила:
– Не понимаю, а зачем ты тогда женился?
Антон как-то рвано засмеялся, выпрямляя ноги и с громким вздохом принимая сидячее положение. Он поправил смявшиеся волосы, но все равно на голове будто вороны свили гнездо. Он посмотрел на Рину снисходительно, по-доброму приподнимая брови.
– А почему нет? – усмехнулся он, она нахмурилась, не понимая. – Рина, ты проходишь тренинг за тренингом, не в силах в себе разобраться, вот и я так же понял себя слишком поздно, в отличие, кстати, от моего отца. Да и женились мы по залету.
Он пожал плечами и, открыв бутылку, отпил из горлышка, кивком приглашая Рину сделать то же самое, но она отказалась, предпочитая стакан. Она не могла взять в толк: зачем заведомо портить себе жизнь и жениться, если для тебя важно совсем другое? Если только ради ребенка, но ведь сейчас и наличие детей не такая великая ценность, как раньше.
– Ты поэтому с женой ругаешься? И поэтому она забрала сына?
Антон поморщился, будто от укола, и отвернулся к окну.
– Ну да. Хотелось бы мне никогда не встречать эту овцу, но Пашка – мой сын, если бы не она, я никогда не узнал бы, какой он классный мальчишка, какие он любит сказки и игрушки… – Он вздохнул. – Понимаю, что сейчас это почти потеряно. Я вообще не уверен, что все эти программы помогут мне выиграть суд, и как полный идиот торчу здесь, надеясь на авторитет программы для суда, хотя все, что нужно сделать Лере, чтобы лишить меня прав видеться с сыном, – это раскрыть мою личную жизнь.
Рина с сочувствием посмотрела на него, отмечая, как он меняется, говоря о сыне и о жене, становясь то опасно уязвимым, то устрашающе скрипя зубами.
Она вдруг ясно почувствовала всю степень его отчаяния, когда поняла, что он приехал за тридевять земель не потому, что здесь ему пообещали феерическое исцеление, а потому, что мечется и не находит другого способа, как помочь себе. Отчасти она испытывала похожие чувства, бродя во снах по одному и тому же пожухлому лесу, где почти ничего не меняется, кроме степени ужаса, которая зависит от ее настроения. Было отчаянно грустно осознавать, что весь спектр твоих эмоций делится лишь на полюса «страшно» и «очень страшно». Спектр же надежд Антона делился на «безнадежно» и «безнадежно», и Рина не сомневалась в обратном, потому что прекрасно знала, как относятся обычные люди к не таким, как все, и как глубоко готовы закопать тебя, если ты попал в радиус их непознанного и неповседневного. Ее искуплением был лес, а искуплением Антона – этот отель, она, алкоголь и истеричные ссоры с бывшей женой.
Его веки уже начали потихоньку закрываться.
Рина хотела бы остаться дольше, но поняла, что ему нужно успокоиться и хорошенько выспаться перед следующей встречей своей группы.
– Хочешь поспать? – спросила она тихо. – Я могу убрать бутылки и постелить, чтобы ты отдохнул.
Антон устало посмотрел на нее и, ненадолго задумавшись, кивнул.
– Оставайся, если хочешь, – сказал он. – Я посплю в кресле, а ты на кровати.
Рина улыбнулась и покачала головой.
– Спасибо за предложение, но у меня есть своя кровать, да к тому же осталось одно незаконченное дело на сегодня. А ты отдохни хорошенько и приходи на завтрак, Лизу я от тебя отгоню.
Антон улыбнулся в ответ, встал с кровати и направился в ванную.
– Если можешь, все же расстели постель, а то я нажрался, – попросил он, прикрывая за собой дверь.
Рина ничего не ответила ему и быстро собрала бутылки, разбросанные по комнате. Он не был очень аккуратным. А потому в одеяле оказалось «спрятано» множество всякой мелочевки, которую ей также пришлось убрать, чтобы позаботиться о человеке как следует: она переложила спутанные наушники, медиатор, смартфон и мелочь на тумбочку, выбросила пустую пачку из-под сигарет, встряхнула одеяло и взбила подушки. Про себя она размышляла, что в собственном номере она не стала бы наводить порядок, ленясь даже расстелить постель, для другого же старалась сделать все как можно удобнее.
Когда постель была приготовлена, а Антон вернулся из ванной причесанный, но все такой же растерянный, она просто пожелала ему приятных снов и ушла, с удовольствием обнаружив, что с первого этажа до сих пор доносится музыка, а значит, Роман с обещанной книгой все еще там.
Пока она спускалась вниз, пара человек поднялись в свои номера, среди них была и Елизавета, встретившая ее каким-то скользким взглядом. Рина не обратила на это внимания. Она уже и забыла, как эта женщина ее бесит, сейчас это не так важно.
Роман и его семья оставались в ресторане: похоже, он действительно получал искреннее удовольствие от всего, что происходило вокруг, и Рина даже позавидовала ему, потому что она ходила на своих ногах, могла оставаться одна, когда захочет, но при этом не умела вот так искренне и просто радоваться мгновению, а ведь, кроме него, у человека ничего и нет. Роман как будто почувствовал взгляд Рины и повернулся к ней, помахав рукой. Что-то сказал родителям и, несмотря на их недовольные лица, сам подъехал к девушке, не прекращая улыбаться.
– Я подумал, что вы не вернетесь, – сказал он, приблизившись.
Тем временем Крайст наигрывал какую-то оживленную мелодию, создавая легкую атмосферу, что для Рины было как раз кстати. На нее его музыка действовала мистическим образом.
