— Месье Лафитт, — небрежно спросила она, перейдя на французский, — могу я полюбопытствовать, что вы делаете на борту моего корабля?
Только теперь на его смуглом лице отразилось настоящее удивление, но он быстро справился с собой и рассмеялся без всякой натянутости.
— Мадемуазель, вы задали мне вопрос, который я приготовил для вас. Вы, наверное, умеете читать мысли?
— Вовсе нет, — все с той же непринужденностью отвечала Алексис. — Меня зовут Алекс Денти Квинтон, и это судно принадлежит мне. Если бы мы могли увидеться с настоящим капитаном этого корабля, тем, которого нанял мой отец, он мог бы удостоверить мою личность.
— В удостоверении личности, выражаясь вашими же словами, нет необходимости. Впрочем, при данных обстоятельствах этого все равно нельзя сделать. Капитан Самуэлс находится на борту второго корабля, который идет следом. Он жив, здоров и в полной безопасности, как и его команда.
Лафитт заметил, что из ее искристых глаз исчезла тревога. Эта женщина была совершенно особенной. Даже сейчас, в поношенной мужской одежде, с мокрыми спутанными волосами, она выглядела красавицей. Но кроме чисто внешней привлекательности, в ней было еще что-то, некая аура, создаваемая несгибаемой волей. Она словно бросала вызов всему окружению, и Лафитт вопреки очевидности с трудом верил в то, что даже теперь, когда эта почти девчонка узнала его имя, наводящее ужас на обитателей всего Карибского бассейна и известное широко за его пределами, она, не опуская глаз и не теряя самообладания, продолжала требовать от него свидания с Самуэлсом.
— Я думаю, мадемуазель Квинтон… — начал Лафитт по-французски.
— Я бы предпочла Алекс, месье.
— Хорошо, пусть будет Алекс, — перешел на английский Лафитт. — Я думаю, вам придется вначале ответить на некоторые мои вопросы, а затем мы поговорим о вашем свидании с Самуэлсом. Вы не хотели бы переодеться во что-нибудь… — он сознательно сделал паузу.
Алексис посмотрела на свои ноги, с которых на палубу стекала вода, и засмеялась.
— Неплохая мысль. Боюсь, что мой несколько необычный вид может ввести в заблуждение кого угодно.
Лафитт любезно поклонился и провел Алексис в каюту Самуэлса.
— Подыщите что-нибудь подходящее среди его вещей, пока ваши просохнут. Я скоро вернусь, и мы сможем удовлетворить любопытство друг друга. Хотя, как мне кажется, все и так достаточно ясно.
Лафитт, уже повернувшийся, чтобы уходить, задержался, кое-что припоминая.
— Тот корабль, который вы покинули, просигналил нам чтобы вас взяли на борт. От нас требуется ответное послание?
Алексис молчала. Она думала о Клоде, лежавшем без сознания на полу, о Лендисе и Гарри, обо всех ее друзьях на борту «Гамильтона». Они хотели бы знать, все ли с ней благополучно. И все же она отрицательно покачала головой. Та часть ее жизни осталась в прошлом. Страница перевернута. Начинается новая глава, и все, что принадлежало предыдущим, должно быть на время забыто.
— Не надо никаких сообщений, — тихо подтвердила свой жест Алексис. — Я уверена, что они знают о том, что меня взяли на борт и что я жива. И еще, месье Лафитт, — сказала она, помолчав, — хорошо бы вам немедленно лечь на курс. Меня предупредили, что второй корабль скорее всего ваш, а тот, на котором мы сейчас находимся, был вами, как бы помягче сказать, присвоен. Кое-кто на борту «Гамильтона» может передумать и пуститься за вами в погоню.
Лафитт лучезарно улыбнулся и слегка поклонился.
— Я польщен, мадемуазель. Зная о том, кто вас может встретить, вы все же решились почтить меня своим присутствием. Но почему-то мне кажется — продолжил он с едва уловимой насмешкой, — если этот американский «Гамильтон» и решился бы пуститься в погоню, гнаться он будет не за мной.
Лафитт развернувшись, вышел, но перед тем как уйти, все же успел заметить удивление в глазах этой симпатичной кошечки.
Алексис порылась в вещах Самуэлса и не нашла ничего подходящего. Тогда, сбросив с себя мокрую одежду, она завернулась в простыню. Зубы ее лязгали от холода. Не успела она задрапироваться, как в дверь постучал Лафитт. Быстро разложив свои вещи для просушки на скамье, Алексис пригласила его войти.
— Ах, Алекс, — пробормотал Лафитт, любуясь ее подсвеченной солнцем изящной фигурой в белом одеянии наподобие римской тоги, — вам очень идет классический стиль. Простыня — весьма подходящий убор для первого свидания.
Лафитт, которому едва исполнилось тридцать, любил жизнь и умел ценить в ней то, что стоило любить.
Приготовившись дать отпор, Алексис резко обернулась, но тут же поняла, что он всего лишь дразнит ее. Приподнятые темные брови придавали лицу Лафитта насмешливое выражение, вполне оправдывавшее его тон. Глаза пирата слегка поблескивали, но свет, струящийся из них, не был резок. Смотреть в них было так же приятно, как приятно любоваться морем.
Лафитт был не намного выше Алексис и неширок в кости. Глядя на этого изящного красавца, трудно было поверить, что он и есть гроза Карибского бассейна. Алексис подумала, что ей вскоре предстоит стать в определенном смысле его коллегой, и вдруг поняла, что она, сама не желая того, будет нагонять на людей такой же страх. Отчего-то эта мысль показалась ей забавной, и она рассмеялась.
— Я вовсе не желал вас насмешить, — откликнулся Лафитт. — Вы делаете мне комплимент.
— Просто вы оказались не таким, каким я вас представляла, — пояснила Алексис, усаживаясь в кресло.
— Да и вы не того сорта рыбка, что обычно ловится в этих водах, — парировал Лафитт, садясь напротив, и, сложив на груди руки, добавил: — Полагаю, что настало время вам поведать историю своего появления. Пока для меня в ней слишком много загадочного.
Лафитт внимательно смотрел на нее, не переставая слушать. Каждый из них жаждал мести, и в причинах, побуждавших их обоих делать это, было много общего.
Алексис вкратце рассказала Лафитту о ее доме на Тортоле, о причинах, по которым она там оказалась, о смерти Пауля и ее приемных родителей и о том, какую роль во всем этом сыграл Траверс. Лицо Лафитта помрачнело, когда Алексис упомянула, что ей пришлось пережить порку. Она неправильно поняла этот взгляд и предложила Лафитту посмотреть на ее спину.
— В этом нет необходимости, — спокойно ответил он. — Я способен распознать, где правда, а где ложь, не требуя вещественных доказательств.
— Значит, вы исключение из общего правила.
— Вы тоже исключение, Алекс. Я не верю, что вы способны солгать.
Алексис улыбнулась.
— Мне не хочется вас разочаровывать, но, если вы хотите знать, я умею скрывать правду.
Лафитт, казалось, понял ее и остался удовлетворен этим замечанием. Алексис продолжила рассказ. Мало-помалу ей становилось ясно, как этот моряк, во многом являвшийся полной противоположностью Клоду, мог командовать людьми столь же легко.
