Скуластое лицо хозяина заведения печально вытянулось, в серых глазах захрустели льдинки тоски. Он усмехнулся и ответил:
— Кажется, вы надо мной смеетесь.
Я покосилась на витрину: там и близко не было того, о чем я говорила. Пирожные «картошка», больше похожие на то, о чем не упоминают за столом, яблочный пирог, на который никто не посмотрел за три дня и сахарные крендельки — вот и все угощение.
— Не смеюсь, — сказала я. — Говорят, вам нужен мастер десертов, так вот, я уже здесь. Могу приготовить все, что сейчас назвала. А еще карамельные яблоки, домашнее мороженое и запеченые груши с шоколадом.
Молодой пират вздохнул. Закрыл глаза, оперся на стойку. Открыл глаза, словно боялся, что я мираж, готовый раствориться в любую минуту.
— Сто семьдесят крон плюс чаевые, если приступите завтра, — произнес он, и я приложила значительные усилия, чтобы не броситься в пляс.
— Могу приступить прямо сегодня, если у вас есть нужные продукты.
Продуктов предсказуемо не оказалось — зато был кофе. Пирата звали Лука Фальконе: он сварил кофе с солью, и мы устроились за столиком в зале, чтобы все обсудить. Лука предложил «картошку», но я отказалась — наверняка она была вкусной, но слишком уж выразительно выглядела.
— Мария и так-то работала спустя рукава, но это еще можно было вытерпеть, — рассказывал он. — А потом просто взяла и не вышла на работу. Я сперва думал, что она заболела, но потом зашел в Подхвостье, и ее приятельницы сказали, что «Летучая рыбка» отбыла на Андаверский архипелаг, и Мария была на палубе.
— Подхвостье это что? — уточнила я.
— Окраина города, там живут бедняки. А скоро и я туда отправлюсь, если дело не пойдет, — со вздохом признался Лука. Было в нем что-то странное, то, чего я никак не могла понять. Вроде бы обычный парень — высокий, худощавый, сильный, ничего особенного. И в то же время я не могла отвести от него взгляд.
— Здесь есть типография? — поинтересовалась я. Лука кивнул. — Тогда сейчас допьем кофе, и отправляйтесь туда. Закажите листовки с объявлением о том, что теперь в «Белой цапле» будут подавать элитные десерты. Не какую-то там картошку… — я едва было не добавила «похожую на говешку», и Лука вспылил:
— Ну уж простите, барышня, я не кондитер. По моей части рыба и мясо!
— Не сомневаюсь, что они хороши, — улыбнулась я. — Так вот, теперь в «Белой цапле» настоящие столичные сладости на любой вкус и кошелек без потери качества. Добавьте пару крон на срочность печати, а потом разбросайте листовки по всему городу. Уверена, завтра тут будет не протолкнуться!
Лука согласно улыбнулся: мой план явно пришелся ему по душе.
— Раньше «Цапля» знала и другие времена, — произнес он. — Хочется надеяться, что они вернутся с вашими черничными кексами.
В его глазах поплыли мягкие огоньки, и я почувствовала что-то похожее на прикосновение невидимых пальцев к лицу. Так вот оно что, вот в чем загадка! Он ведьмак. Молодой обаятельный ведьмак, редкость волшебного мира.
— Никогда не встречала ведьмаков, — дружески призналась я. Лука прищурился, и невидимые пальцы скользнули по моим волосам и растаяли.
— А я никогда не видел ведьму, от которой так разит инквизитором, — сказал он и добавил, перейдя на «ты»: — Энцо Саброра страшный человек, ты знаешь?
— Знаю. Был случай убедиться.
— Я зарегистрирован, — Лука дотронулся до кармана штанов, словно хотел показать мне такую же желтую книжку, какая была у меня. — Живу тихо и спокойно, законов не нарушаю.
— Я тоже, но это мне не помогло.
Лука печально усмехнулся и, закатав рукав своей рубахи, продемонстрировал мне старый ожог, который покрывал всю его правую руку. Старый обычай — проверка ведьмака огнем, если рядом нет инквизитора, который проведет дознание. Если выдержит и не закричит — значит, невиновен. Лука не закричал — будь иначе, мы бы с ним сейчас не разговаривали.
Меня не испытывали огнем. Иногда я думала, что мне очень повезло, когда я начала жить в Ханибруке — там не случалось ничего такого, в чем можно было бы обвинить ведьму. Около года ко мне относились подозрительно, а потом привыкли.
До поры, до времени, как выяснилось.
— Ничего, — сказала я, — это все ничего. Будем жить дальше и давать жить другим. И пойдем на закупку продуктов, завтра я начну работать по полной.
Лука улыбнулся, и его глаза повеселели.
— Ведьмачье заведение, надо же, — произнес он. — И под патронажем инквизиции. Да, пожалуй, мы хорошо заживем, всем на зависть!
Пока мы беседовали, жара немного ослабила хватку, а с моря повеяло легким ветерком. Я осмотрела кухню — да, здесь можно было работать и зарабатывать, на кухне было все для того, чтобы создавать прекрасные десерты. Лука тем временем заглянул в сейф, вынул тощую стопку купюр и со вздохом отделил мне большую часть.
— На закупки. Надеюсь, мы в итоге не пойдем по миру.
— Ни в коем случае, — пообещала я. — Где здесь обычно закупаются повара?
— На Хольском рынке, — сказал Лука. — Пошли, покажу. Здесь недалеко.
Он запер заведение, и мы неспешно побрели по улочке, которая уходила к морю. За лохматыми шевелюрами пальм была видна густая синева — глядя на нее, я могла лишь удивляться причудам судьбы. Неделю назад я и подумать не могла, что окажусь в приморском городке, а вот теперь надо же, иду по дороге, вымощенной грубым серым камнем, слушаю крики чаек, и моя жизнь изменилась так, что все это достойно романа.
Хольский рынок распахнул перед нами ворота и смял, ослепил, оглушил бурей ярких красок, веселых голосов, запахов. Чего тут только не было! Опомнившись от этого пестрого и звучного изобилия, я неторопливо пошла по рядам.
Вот ароматные груды фруктов — золотые, розовые и сиреневые яблоки, тяжелые пули синих слив, мясистые груши, истекающие сладким соком, румяные персики, гроздья фиолетового винограда, едва не роняющего ягоды на прилавок, лимоны, от одного взгляда на которые сводит скулы, какие-то лохматые фрукты, названия которых я не знала — и над ними с деловитым жужжанием кружат осы, и продавец, черный, похожий на деревянную фигурку языческого божка, отгоняет их веером из оранжевых перьев.
