— Ну и вот, — санитар открыл дверь, и я увидела комнату, похожую на очень чистый номер провинциального отеля. — Устраивайтесь, вещи ваши уже поставили. Надолго вы тут, не знаете?
Я неопределенно пожала плечами.
— Как решит куратор.
— Я про то и говорю, — вздохнул санитар. — У нормальных людей нет никаких кураторов. Живи и жить давай другим.
Надо же, он слово в слово выразил точку зрения бургомистра Ханибрука.
Когда санитар ушел, я заперла дверь на задвижку и медленно обошла комнату, скользя по ней взглядом. Это было даже не магией — некое подобие детской игры, которое помогало находить спрятанные предметы. Какое-то время я кружила по комнате, спрятав руки за спиной и осторожно дотрагиваясь разумом до вещей — кровати под зеленым покрывалом, прикроватной тумбе, картине с корабликом в тихом море.
Ничего. Хозяева «Убежища» не разместили в комнате ничего для того, чтобы подслушивать — или наоборот, спрятали все так, чтобы только они могли найти.
Я села на кровать, вздохнула, провела ладонями по лицу и чуть не расплакалась. Мне хотелось вернуться в «Белую цаплю» — принять фрукты, которые привез Марун, придумать очередной десерт, за которым выстроятся очереди барышень и дам, слушать морские рассказы и побасенки Сандро. Как-то там Гвидо со всем справляется?
И где Энцо? Увидеть бы его сейчас — мне сразу бы стало легче. Я избавилась бы от тоски и поверила: я не пациентка здесь, я не одна.
Да все ли с ним в порядке? Или пока доктор Гварнери рассматривала мой мозг, а потом болтала за приготовлением кексов, его тащили в операционную?
Стоило подумать об Энцо, как в дверь негромко постучали. Я бросилась открывать — Энцо скользнул в комнату, обнял меня, и какое-то время мы стояли молча, потерянные и найденные, и я подумала, что могла бы так стоять вечно: просто обняв его, уткнувшись лицом в мягкую ткань пиджака, ловя биение сердца…
— Как ты? — негромко спросил Энцо, и я ощутила мимолетное прикосновение магии к волосам: он изучил комнату и не нашел в ней ничего подозрительного.
— Теперь намного лучше, — ответила я. Он мягко отстранил меня и улыбнулся.
— Твои кексы пахнут на всю клинику. Я в какой-то момент даже подумал, что это исцелит больных.
— Доктор Гварнери пыталась войти ко мне в доверие, — усмехнулась я. — Предложила заняться тем, что меня расслабит и успокоит.
— А ты? Что-то я не вижу, чтобы ты расслабилась и успокоилась.
— Вся проблема в опухоли гипофиза. Если ее устранить, то ведьма станет обычным человеком, и меня пригласили принять участие в этом мероприятии, — ответила я, снова чувствуя, как во мне начинают закипать страх и злость. — Я сказала, что должна подумать. Что мне нужно с тобой поговорить.
Энцо понимающе кивнул. Я чувствовала, что время, которое мы провели порознь, тяжело ему далось. Он прикоснулся к тому, чем занимался его отец, и увидел свое возможное будущее — то, которое случилось бы, если бы Энрике Леонардо Саброра все-таки довел бы дело до операции.
— Все правильно. Надо потянуть время. Когда доктор Гварнери снова с тобой заговорит на эту тему, постарайся казаться неуверенной. «Я не знаю», «мне надо подумать». Дело в том, что я кое-что нащупал… и это кое-что поможет нам победить малой кровью.
— Итан Хатчиссон? — предположила я. Лицо Энцо дрогнуло, и мне сразу же стало ясно: его бывший коллега действительно мертв — и это можно доказать.
— Пойдем прогуляемся? — предложил он. — Покажу тебе кое-что. Заметил это, когда поднимался по лестнице. А если я как-то смогу раздобыть металлическую рамку, то и тело найду.
Выйдя в коридор, мы пошли к лестнице — Энцо вел ладонью по перилам, и я не сводила с нее глаз. В какой-то момент он едва заметно прихлопнул по светлому дереву: всмотревшись, я увидела на самом краю выцарапанное нечто, похожее на листок. Мы спустились в сад — сейчас, когда начался тихий час, здесь никого не было, но я все равно не могла избавиться от ощущения, что на нас смотрят. Мы прошли среди деревьев, сели на скамью, и я сказала:
— За нами наблюдают?
— Обязательно, — улыбнулся Энцо, и тут меня обожгло пониманием:
— А если что-то прочитают по губам?!
Энцо одобрительно посмотрел на меня.
— Для этого я окружил нас с тобой заклинанием, которое размажет им картинку.
Я вздохнула с облегчением.
— Так вот, вся наша беда в том, что в чем-то обвинить «Убежище» не получится, — произнес Энцо, и я сникла. — У них есть все лицензии, все разрешения на опыты. Потом, ты и сама понимаешь: таких, как ты, люди с удовольствием отправят под нож. Пытаются избавить ведьм от ведьмовства — вот и хорошо. А вот труп Итана Хатчиссона — это уже то, за что мы можем зацепиться.
Я понимающе кивнула. В ветвях весело цвиркала птичка, день выдался по-южному жарким, но по моей спине то и дело прокатывало дуновение прохладного ветерка. За нами наблюдали.
— Там, на перилах, что-то выцарапано, — негромко сказала я. — Похоже на листок.
Энцо устало кивнул. Его лицо снова сделалось осунувшимся и тоскливым.
— Это его знак. Если кончик листка направлен вниз, то это означает, что дело плохо. Скорее всего, Итан понял, что не выйдет отсюда живым, и оставил метку. Если мы найдем его труп, то начнется более глубокое расследование, а так… Да, я занял место в управляющем совете, но мне все равно покажут только то, что захотят показать.
— Я все равно ничего не понимаю, — призналась я. — Да, он умер. Почему бы не написать, что он умер от естественных причин? Подделать документы? Ты сам говоришь: никто не стал бы докапываться.
Энцо пожал плечами. Я вдруг почувствовала, что все это время он пребывал в растерянности. Он привык охотиться на ведьм: видеть добычу и гнаться за ней, настигать, вонзать зубы в шею… Но теперь мы с ним сами стали добычей, и он не знал, что с этим делать.
— Ты говоришь, тебе нужна рамка? — спросила я. — Как она выглядит?
— Обычная металлическая рамка из прутьев, — Энцо раздвинул пальцы, приказывая примерный размер. — Такими рамками ищут воду на юге: идешь с ней, внимательно смотришь под ноги, и рамка начинает крутиться, если вода внизу. Никакой магии, просто магнитные и энергетические поля.
