— Опять эта книга, — заметила подруга. — Я видела, ты читала её в самолёте. О чём она?
— О девочке, потерявшей родителей. Её воспитывала тётка.
— Да это же моя история! — удивилась Настя. — Какое совпадение!
— Я бы не сказала. Тётка из книги — настоящая сволочь. А твоя Изабель тебя любила и заботилась о тебе, как мать.
Настя на секунду задумалась. Тень пробежала по её лицу.
— Да, — скорбно подтвердила она. — Изабель была потрясающей. Как мне её не хватает.
***
Расслабляющей ванне я обычно предпочитаю быстрый душ, но сегодня решила украсть идею подруги. Зажигать свечи и рассыпать лепестки роз — то есть заниматься фигней, пропагандируемой создателями киношных мелодрам, — я не стала, просто ухнула в воду флакон грейпфрутового геля, так как специальной пены не нашлось. А ещё налила себе вина.
И подумала о Насте. Наверное, она плескалась вечером в ванной не с бокалом вина в руке, а с ведёрком мороженого и тарелкой слоёных пирожков.
Каждому своё.
Набрала Володин номер.
— Спишь? Так рано? Всего два ночи. Просыпайся. Хочу тебе сообщить, что лежу в ванной, пью вино и думаю о тебе.
— Уже проснулся! — страстно заверил милый друг. Я даже представила, как он подскочил на кровати в гостиничном номере — словно на батуте. — Значит, ты абсолютно голая?
— Нет, почему же? Я принимаю ванну в шубе и ластах. И в каске.
— О-о-о, — простонал Константинов. — Как это сексуально!
6. Страдания юной Энни
«…отношения у них испортились, они ругались почти каждый день. Тётя не переживала из-за порядка в доме, а новый бойфренд, как выяснилось, был помешан на чистоте. Он выравнивал полотенца в ванной и десять раз в день мыл унитаз и раковины. С пылесосом в руках он охотился за крошками и пылинками и ватной палочкой вычищал пазы в оконных рамах. Везде теперь пахло дезинфицирующими средствами, а от хлорки щипало глаза. Мне были выданы белоснежные носки, только в них было позволено перемещаться по дому. И запрещалось что-то трогать, двигать. И, желательно, никогда не пользоваться туалетом.
Думаю, бойфренд был натуральным психом. Нормальные люди не бьются в истерике, увидев пятнышко на полу. Но, вероятно, у него были и положительные качества, потому что тётя мирилась с его манией довольно долго. Но они постоянно скандалили. Элизабет из-за этого превратилась в настоящую фурию, а доставалось, конечно же, мне. Я слонялась по улицам, лишь бы не идти домой. Впрочем, мне к этому было не привыкать, ведь раньше я часто натыкалась на запертую дверь, когда возвращалась из школы. А ключа у меня не было…»
— Стоп, девочка моя! — сказала я себе. — Кажется, ты перескочила на другую страницу! Энни отправилась в гости к однокласснику есть яблочный пирог. А, вот это место:
«…Точно, мальчишка в меня влюбился. Я доверчиво озиралась, стоя в прихожей с тяжёлым портфелем за спиной — глупый одиннадцатилетний ребёнок. В квартире у мальчика не оказалось ни бабушки, ни пирога! Зато там находился его старший брат. И он был… абсолютно голый!
Ничего не понимая, потрясённая открывшимся мне зрелищем, я ошарашенно смотрела на семнадцатилетнего дяденьку. Центр композиции притягивал взгляд. Раньше я никогда такого не видела. Картина была и пугающей, и смешной одновременно. К приходу маленькой гостьи верзила, очевидно, основательно возбудился. Любопытство было сильнее страха, я не сводила глаз с необычного предмета. И, так как я по обыкновению была ужасно голодна, в голове возникла гастрономическая ассоциация — я вспомнила о любимой витрине с колбасными изделиями, такими же красно-коричневыми, плотно обтянутыми плёнкой или натуральной кишкой…
— Иди сюда, Энни! Подойди поближе! Посмотри, что у меня есть! Давай поиграем.
— А-а-а-а!!! — заорала я, похлеще пожарной сирены. — А-а-а-а-а!!!! Выпустите меня отсюда!!!
— Заткнись, дура! — закричал великовозрастный идиот. — Я ничего тебе не сделаю, только не ори!
Не прекращая вопить, я рванула из комнаты в прихожую. Едва не затоптала одноклассника, коварно заманившего меня, маленькую девочку, в логово маньяка. Еле-еле справилась с замком…
Очутившись на улице, я остановилась и отдышалась только тогда, когда оказалась за три мили от злополучного дома. Обязательно нужно было кому-то рассказать о происшествии, пожаловаться, поделиться ужасом и узнать, действительно ли все мужчины выглядят такими страшными в раздетом виде. Но к кому я могла бы пойти? Девочек-подруг у меня не было. Единственная родственница — тётя Элизабет — обращалась со мной так, что я не попросила бы её помощи, даже если бы случайно проткнула себе руку ножом.
Я никому ничего не сказала. Ночью мне приснился кошмар — распухшая красно-коричневая палка сервелата пыхтела, шевелилась и смотрела на меня умоляющими глазами: «Поиграй со мной, поиграй!». И даже моргала, скотина!
На следующий день в школе симпатичный одноклассник отводил взгляд в сторону. На перемене я прижала его к стене.
— Я, вообще-то, иду к директору!
— Не надо, — тихо попросил мальчишка. — Прости. Он меня заставил. А ты зачем пошла, дурында?
— Ты пообещал мне яблочный пирог! — с болью воскликнула я. Пирог в результате уплыл. Это было настоящее горе.
— Если пойдёшь к директору, я скажу, что ты сама попросила моего брата показать тебе… это.
— Без разницы. Я маленькая. А твой брат большой. В любом случае виноват он. Знаешь, что будет? Твоих родителей за это накажут. А вас у них отберут и отправят в приёмную семью.
— Энни, пожалуйста, не рассказывай! Мы больше так не будем! Скажи, что для тебя сделать? Что ты хочешь?
Я вовсе не собиралась его шантажировать. Хотела только напугать, чтобы он понял, как скверно поступил. Но теперь, после его предложения, меня одолела алчность.
— Принеси шоколадку! — приказала я. — Большую, с орешками. Нет, лучше две!
— Хорошо! — А ещё… А ещё клубничное мороженое. Я его обожаю
— Да, Энни, да! Я куплю тебе всё, что захочешь! Только никому не рассказывай.
Таким образом, неприятная ситуация принесла мне выгоду. Испуганный одноклассник ещё долго снабжал меня божественными деликатесами — булками, шоколадками, мороженым…
Пробегали дни и недели, я выживала, как могла. Трагическое событие — гибель родителей — отодвигалось в прошлое, боль притуплялась. Да и моя жизнь теперь состояла из бесконечной череды ран и обид, они заслоняли собой то, что случилось раньше.
Из любимой дочки, каждое желание которой угадывалось родителями, я превратилась в загнанного волчонка, давно забывшего, что такое доброе слово. Меня никто не любил, я не умела приспосабливаться к людям, заводить дружбу. Попав в новую школу сразу после трагедии, из-за свалившегося на меня горя я была замкнута и нелюдима.
