— О’кэй, давай оставим, — кротко согласилась я.
Не удивлюсь, если Настя водит меня за нос. Постоянно подсовывает этот нормандский домик, чтобы отвлечь внимание. Говорит, что наследства никакого нет, а на самом деле там миллион евро. Или даже три. Или тридцать три.
И тётю она укокошила не только из ненависти, а ещё чтобы заграбастать себе наследство Леонара. Теперь она выжидает, тянет время и ломает передо мной комедию. Если у следователя вдруг возникнет подозрение, что племянница причастна к гибели Изабель, я должна стать главной свидетельницей — буду рассказывать всем, как убивалась бедная девушка, как долго не могла прийти в себя после смерти тётушки, какое удивительное равнодушие проявляла к вопросу наследства…
Но если никаких миллионов нет и в помине, остаётся одна только ненависть к Изабель, искусно спрятанная, убаюканная обещанием возмездия…
Настя не знает, что я прочитала её дневник. Пусть переделанный, с другими именами и географией — но всё же… И теперь я обязательно докопаюсь до сути, потому что роль дурочки — не для меня.
… — А давай заедем куда-нибудь перекусить? У меня в холодильнике шаром покати. В Париже так металась, даже пообедать не успела. В самолёте дали зелёные макароны.
— Тухлые?! — испугалась Настя.
— Нет, со шпинатом. Здоровое питание. Вот, поворачивай, здесь есть чудесный ресторанчик.
Вскоре мы уже отрывались по полной программе в декорированном под крестьянскую избу уютном зале маленького заведения. Несмотря на поздний час, Настя без тени сомнения заказала себе эскалоп, два оливье и вареники с творогом. Предлагая где-нибудь перекусить, я вовсе не собиралась ввергать подругу в пучину разврата. Но спустя десять минут она уже нежно похрюкивала над тарелкой, поедая двойную порцию салата.
— Настя, что с машиной?
— С ней всё в порядке, — удивилась подруга. — Ты же видела, она в отличном состоянии. Ездить на ней — сплошное удовольствие.
— Тебе на чём угодно ездить — удовольствие, лишь бы за рулём сидеть. Но я имею в виду не «тойоту», а «ниссан».
Обрадованная встречей с едой, Настя вмиг заскучала и сникла, едва речь зашла об угнанном джипе.
— Никаких новостей. Машину не нашли.
— Когда ты узнавала?
— Так… Когда же… Две недели назад им звонила.
— И ничего?
— Не-а… Девушка, девушка, а мой эскалоп не готов? — уцепилась Настя за официантку.
— Эскалоп интересует тебя гораздо больше, чем судьба угнанного автомобиля, — прокомментировала я.
Настя виновато похлопала глазками:
— Я есть хочу, — призналась она. — А машина… Если честно, я и не надеюсь, что её найдут. И раньше тоже не надеялась.
— Вероятно, надо было проявить настойчивость? Предложить гаишникам вознаграждение?
— Я это не умею, — скривилась Настя. — Если они всё-таки найдут машину — это будет похоже на чудо. Нет, не верю. Чудес не бывает. Моё мясо, а? — вновь прицепилась Настя к официантке. — Эскалопчик. Свининушка.
— Уже несу! — ответила девушка.
Через мгновение перед Настей поставили огромное блюдо. Алчная девица тут же схватила приборы и принялась пилить эскалоп на кусочки. Сочная отбивная всецело завладела её вниманием. На меня она даже не смотрела.
— Ты долго ждала меня?
— В аэропорту? Вовсе нет, — промычала Настя. Набила себе щёки, как хомяк. — Я только подъехала, купила кофе, и сразу объявили твой самолёт.
Подруга с упоением жевала, а я пристально её рассматривала, подперев подбородок рукой.
В тот вечер, десятого апреля, Насти, скорее всего, не было дома. Она сама и «угнала» от дома джип, чтобы реализовать своей жестокий замысел. Бросилась к машине, как только Изабель вышла из квартиры. Сделала круг по ночному кварталу, разведывая обстановку. Увидела на обочине одинокую фигуру жертвы…
А мне заливает, что до утра просидела дома! Как она может так нагло врать? Но не очень-то Настя позаботилась об алиби. Должна была организовать себе парочку свидетелей, готовых подтвердить, что всю ночь с десятого на одиннадцатое апреля она никуда не выходила.
Но как бы она это сделала? Тогда бы ей потребовался свидетель-сообщник. А это — дополнительный риск. Она и так очень сильно рисковала…
— Лен, а почему ты постоянно расспрашиваешь? Тебя что-то напрягает?
О, знала бы она!
В этой странной истории меня напрягает абсолютно всё!
— Скажи, а, кроме сайта «Пышки на диете», ты где-нибудь ещё ведёшь дневник?
Настя поперхнулась, застыла. Я не сводила с неё глаз.
— Так что?
— Н-н-нет… Нет.
— Может, раньше вела? — продолжала допытываться я. — Перешла на сайт «Пышки на диете», завела там новый дневничок, а старый закрыла? А?
— Не-а, — отказалась Настя, моргая. — Не было такого. Почему ты спрашиваешь?
— Так бывает. Одна социальная сеть, другая, третья. Они множатся, дневники дублируются. Потом это надоедает.
— «Пышки» — моя стихия. Там я в кругу единомышленников.
— Но на этом сайте тебя все знают в лицо, наверняка, твоим подружкам известна твоя фамилия, твой адрес. А я тебя спрашиваю о совершенно анонимном дневнике, где ты можешь писать всё, что тебе вздумается. Раньше такие дневники писали от руки и прятали подальше от посторонних глаз, держали где-нибудь под матрасом или в сундуке. А сейчас ведут в сети блог и выставляют его на всеобщее обозрение — замаскировавшись ником и аватаркой.
— Да нет… — повторила Настя. — Мне вполне хватает «Пышек». А ты вообще дневник не ведёшь. И лишнего веса у тебя нет, — очень логично закончила она дискуссию.
— Точно, — согласилась я.
Настя вновь уткнулась в тарелку, избегая моего взгляда. Точно такое испуганное выражение на её лице возникало всякий раз, когда я вдруг выясняла, что в кулере закончилась вода, в катридже — порошок, авиабилеты не заказаны, платёжки не оформлены и так далее.
А ведь она должна быть хорошей актрисой, подумала я. Ведь столько лет она носила маску, и Изабель даже не догадывалась, что племянница её ненавидит… Почему же сейчас ей не удаётся меня обмануть? Куда испарилось её актёрское мастерство? Или просто не успела подготовиться? Не ожидала от меня таких вопросов?
Но я-то знаю, что Настин дневник не только существовал, но и послужил основой для книги «Наука ненависти».
— А у меня горе, — вдруг сообщила Настя.
— Что случилось?
— Катя-Умница почему-то закрыла свой дневник. Ушла в подполье — да так резко. Никого не предупредила, ничего не объяснила. Может, у неё что-то случилось?
— Ушла в подполье?
— Просто так дневники не закрывают. Наверняка, у неё что-то произошло.
