— Толик, у меня нет <…> возможности скопировать этот <…> файл. Ты уж <…> постарайся восстановить <…> из пепла то, что ты <…>! — вежливо попросила я.
Как выяснилось, нецензурную лексику Толик понимает очень даже не плохо.
— Я всё сделаю, Елена Владимировна, — испуганно промямлил он. — Вы только не нервничайте.
— Вот и сделай! Сколько можно ждать, пока ты исправишь свой косяк! Ты угробил мой файл в воскресенье, а сегодня уже вторник.
— Правда? Хорошо, я постараюсь.
Да он, наверное, с воскресенья даже и не пошевелился.
Тюлень.
Вот, с кем приходится работать.
Я раздражённо бросила телефон на соседнее сиденье. Но он тут же заверещал так, словно возмущался непочтительным обращением.
— Елена Владимировна, я жду вас уже сорок минут, — противно проскрипел в трубку директор клиники.
— Так подождите ещё пять! — зло рявкнула я и нажала отбой.
И этот тоже кретин.
Достал.
***
Но в кабинете я обнаружила вовсе не надоедливого кретина, помешанного на криозамораживателях, а вполне симпатичного сорокалетнего мужчину размером с нефтеналивной танкер. Да, с директором нам ещё не приходилось встречаться, так как договор я заключала в его отсутствие с заместителем. Я поняла, что — учитывая габариты товарища — нужно было брать, как минимум, две бутылки коньяка.
— Наконец-то мы встретились, Андрей Борисович, — выдохнула я и протянула руку для крепкого дружеского рукопожатия.
Директор клиники смотрел на меня во все глаза. Если ему приходилось тщательно маскировать свою неприязнь, то делал он это искусно. Через три минуты восхищённого любования (а мою руку он так и не отпустил), Андрей Борисович пробормотал:
— Надо же, какая вы… Не ожидал… Мне говорили, вы настоящая… — он замялся.
— Ведьма? Фурия? Гадюка? — подсказала я.
Вот как обычно меня обзывают конкуренты, уволенные подчинённые, да и просто недоброжелатели. Я давно уже привыкла.
Андрей Борисович продолжал пребывать в ступоре и тем самым вознаградил меня за страдания этого месяца: кто только не пренебрёг мною в сентябре! Борис Лантье бегал от меня по всему Парижу, как испуганный заяц. Новосибирский страховой магнат Геннадий Ильич проигнорировал мои заискивания и не подписал контракт. Следователь Николай Денисович с высот своей бушующей юности смотрел на меня, как на доисторическое ископаемое.
Правда, Константинов мною не пренебрегал.
Даже наоборот.
И это самое главное.
Так вот, сейчас директор клиники расплатился сполна за хамское поведение коллег-мужчин. Он продолжал на меня смотреть как на божество или волшебную райскую птицу. Я чётко осознала, что по-прежнему прекрасна, и пошевелила плечами, расправляя блестящие изумрудно-фиолетовые крылья, а ещё поправила на голове сверкающий золотой нимб.
— Извините за криозамораживатели. Всецело признаю свою вину.
— Забудьте, — прохрипел Андрей Борисович. — Какие мелочи…
25. Кому я подарила партию бронхофиброскопов?
Роскошный павлин ходил по вольеру, поворачивал голову и задумчиво посматривал на меня глазами-бусинками… И тут появился белый джип с проблесковым маячком на крыше, он с треском и воем влетел в кадр, снеся ограждение вольера. Заорала сирена, засверкала красным рубином мигалка… Павлин вздрогнул, превратился в ангела с золотыми крыльями и растворился в воздухе. А сирена продолжала надрывно орать…
Я с трудом разлепила глаза и оторвала голову от подушки. В спальне царил полумрак, я лежала на кровати одетая — не только в платье, но даже и в туфлях, как будто так и надо. Рядом голосил телефон.
— Да?
— Лена, только не говори, что ты опять в Париже! — проорала трубка Настиным голосом.
Я поморщилась и убрала телефон подальше от уха. В голове стучал медный колокол.
— Я дома. Сплю.
— Чудесно! — саркастически фыркнула Настя. — Ты исчезла и не дала никаких указаний. Два мужика приходили, один, потом второй, сказали, что договаривались с тобой о встрече. А я не в курсе. А тебя нет, телефон выключен. Потом ещё пятнадцать человек тебя искали. Владимир звонил, как минимум, раз восемьсот.
Я сфокусировала взгляд и присмотрелась. На экране телефона значилось: 87 пропущенных звонков.
И далеко не все они от Володи.
Но всё равно приятно, что звонил, волновался.
— А что случилось? Я действительно куда-то исчезла?
— Ты вчера поехала улаживать вопрос с репродуктивной клиникой и буквально испарилась. Ни слуху, ни духу!
Вчера?! Это было вчера?!
А что, кстати, было вчера? Ничего не помню…
И тут я подскочила, вспомнив о найденном «ниссане». Я нашла автомобиль, сбивший Изабель!
И? Что я сделала дальше?
— Лен, так ты поговорила с директором клиники?
— Поговорила.
Надо как-то отделаться от Насти. Мало того, что я не знаю, как себя с ней вести, у меня ещё и голова раскалывается.
— У меня разболелась голова, я приняла таблетку, отключила телефон и легла спать.
— Ясно, — сочувственно протянула Настя.
— Но я вовсе не рассчитывала проспать целые сутки.
— Да уж. Ведь пока ты спишь, ты не можешь работать. Значит, сегодня ты в офис уже не приедешь? Без тебя тут как-то скучно. Одиноко.
— Намекаешь, чтобы я тебя отпустила?
— Намекаю.
— Чтобы ты галопом помчалась в супермаркет, накупила слоёных пирожков и колбасы и всё это съела?
— Не угадала. Я бы хотела снова пойти в тренажёрный зал, — мечтательно произнесла Настя.
— Откуда такое рвение? Да мы же вчера там были!
— Позавчера, Лена, позавчера. И у меня до сих пор всё болит. А Паша сказал — клин клином выбивают. Значит, сегодня надо ещё позаниматься.
Вот оно что!
У нас появился новый кумир — Паша.
— Иди, — согласилась я. — Топай, занимайся.
— Спасибо, Леночка! Ты фантастическая начальница! Я тебя обожаю.
— Угу.
…После Насти позвонил Константинов. Я продолжала в прострации сидеть на кровати, среди вздыбленных одеял и подушек:
— С тобой всё в порядке? Почему ты не отвечала? — грозным тоном начал он признание в любви.
Пришлось повторить байку о голове и таблетке.
— Это коньяк на тебя так подействовал?
— Коньяк? — застыла я.
— Вчера я звонил тебе, ты сказала, что выпиваешь с директором репродуктивной клиники, так как недопоставила ему партию оптоволоконных бронхофиброскопов.
