И вот теперь, стоя к приумолкшему тестю спиной, Артем снова прокручивал в голове слова товарища. Марина была для Владимира не больше, чем обыкновенная пешка. А он все это время думал, какой же смысл был менять близняшек местами, если он с самого начала четко озвучил свои требования: здоровая девственница, которая выносит и родит его ребенка. Почему нельзя было сказать о болезни Маши и предложить взять в жены именно Марину?
Потому что она уже была обещана другому.
Его Марина. Другому.
Душу будто кипятком ошпарило, захотелось развернуться и завершить начатое.
Он с трудом себя пересилил. Запустил пальцы в волосы, сжимая раскалывающийся череп. Его крутило от переизбытка злости, перед глазами плавала кровавая пелена, заглушая и притупляя голос разума.
От одной только мысли, что могло бы случиться, хотелось рвать и метать. Только бы не было так больно внутри. Только бы сердце так не крутило. А это ужасно. Осознавать, что одна маленькая ошибка, один недосмотр мог стоить им обоим жизни. Неизвестно еще, что за псих положил глаз на его Олененка. И что с ней стало бы, попади она ему в руки…
Артема штормило не на шутку.
Казалось, он уже никогда не станет прежним. Всего в одно мгновение внутри него что-то щелкнуло, переключилось и поменяло все заводские настройки. Он больше не был собой. Не был тем Королевым, образ которого годами создавал для себя и старательно доводил до совершенства. Теперь, каждый раз, когда думал о себе, всегда представлял и ее. Она стала частью него, важной и неотделимой. И он никому не позволит этого изменить!
— У тебя есть сутки, чтобы убраться отсюда, — выплюнул мужчина, задержавшись в дверях.
Куликов все так же сидел в своей позе, его тяжелое дыхание действовало на нервы.
— Отныне и навсегда ты будешь держаться в стороне от моей жены и Маши. Ни ты, ни твоя благоверная не подойдете к ним!
Проглотив еще несколько фраз, которые не имел права пока говорить, Артем вышел. На сердце у него лежал камень. Настоящий булыжник. Марина даже не догадывалась, какие сети для нее расставила ее собственная семья. Она не знала, что чудом избежала ужасной участи и теперь была для него дороже всего на свете, хотя после вчерашней ночи казалось куда уж больше.
И теперь, когда он все знает, ни одна скотина не посмеет и близко к ней подойти!
Уже в машине Артем вытащил из потайного кармашка в спинке кресла блокнот. Марина забыла его в самолете, а он так и не смог его ей вернуть. Слишком сильным оказалось искушение оставить находку себе, и он не устоял. Тем более, что почти на каждой его странице красовался его портрет, сделанный тайком, пока они летели в Париж.
При помощи одного лишь простого карандаша Марине удалось перед все грани его сложного характера. Она изобразила Артема разным: задумчивым и серьезным, когда он, склонившись над бумагами или ноутбуком, занимался делами; веселым, когда разговаривал по телефону с племянником; счастливым, когда украдкой поглядывал на красавицу-жену…
Марина видела его душу, читала в нем то, что другие не замечали или делали вид, что не замечают. Она его чувствовала. Уже тогда. Задолго до того, как они стали настоящей семьей…
А что может быть важнее этого?
— Езжай в клинику, — велел он и, спрятав блокнот, улыбнулся.
Несмотря на, маячившие на горизонте, испытания, Артем был спокоен. Он знал, что все они — ничто по сравнению с той неведомой силой, что соединила их души, сплела два сердца в одно.
Она — его половинка. И этим все сказано.
Глава 21
Марина
— Ма…рин, — слабый едва уловимый шепот разрезал гнетущую тишину и я вздрогнула.
Сорвавшись с места, бросилась к постели сестры и чуть было не закричала от счастья. Машенька пришла в себя!
— Маша, миленькая, ты очнулась, — слезы невольно заструились по моим щекам. Я взяла сестру за руку и, поднеся ее теплую ладонь к лицу, прижалась к ней губами. — Слава тебе Господи!
Перегнувшись через нее, нашла кнопку вызова персонала и нажала на нее.
— Я так рада, Мань! Так рада! — повторяла я сквозь слезы, не выпуская ее руки. — Думала, уже никогда не услышу твой голос. Как же ты меня напугала, больше никогда так не делай.
Маша мягко улыбнулась и сплела наши пальцы.
В этот момент в моей груди словно вулкан взорвался, приятный жар распространился по венам, заползая в каждую клетку. Счастье, полное и безграничное, наполнило душу живительной силой. Сердце затрепетало от радостного предвкушения. Теперь все точно будет хорошо. Больше нам никакие преграды не страшны.
— Где я? — все еще сиплым от долгого сна голосом прохрипела сестренка. — Что со мной случилось?
— Ты поехала в Париж на день рождения, помнишь?
Маша кивнула.
— Вы с подругами сидели в кафе, а потом…
— Там была машина, — она подхватила мой рассказ и болезненно поморщилась. — Я помню яркую вспышку, затем все померкло.
На несколько секунд воцарилось молчание, во время которого она словно хотела осмыслить все случившееся. На красивом лице пролегли тени, губы сжались в тонкую линию и только расширившийся зрачок выдавал, как больно и тяжело ей было.
Если бы я только могла облегчить ее страдания! Забрать часть себе, только бы ей было хорошо.
— Не думай. Главное, ты уже пришла в себя. Скоро тебе проведут операцию, и все наладится…
Я не смогла договорить. В палату вбежала медсестра и, позвонив мосье Полю по сотовому, настойчиво велела мне удалиться.
В просторном светлом коридоре, выполненном в современном стиле и выдержанном в теплых тонах, кипела привычная жизнь. Двое охранников в черных костюмах стояли по обе стороны двери, провожая всех и каждого сканирующими взглядами. Герман расположился чуть в стороне, на небольшом белом диване. К нему я и направилась.
При виде меня, мой защитник почтительно поднялся. На его некогда непроницаемом лице появилось нечто похожее на улыбку.
Я села на край дивана и жестом попросила его сделать тоже самое.
— Маша проснулась, — не знаю, почему, но вдруг захотелось поделиться с ним своей радостью. — Врач сейчас осматривает ее.
— Уверен, с вашей сестрой все будет хорошо.
— Она у меня сильная. Намного сильнее меня. Настоящий боец…
Слова лились сами собой, я уже не контролировала себя. Правильно говорят, что с незнакомцами куда проще делиться своими переживаниями, чем с самым близким и родным на свете человеком. От чужого ты не ждешь одобрений, не боишься его осуждения или непонимания. Ты просто говоришь все то, что лежит на сердце и все. Просто потому что тебе это необходимо.
— Она ведь не всегда была больна. Первые признаки появились, когда мы учились в школе. Уже тогда родители делали все возможное, чтобы отдалить нас друг от друга. Мы учились в разных концах города в двух разных гимназиях и мало кто знал, что у четы Куликовых на самом деле две дочери… близнецы. Я все думаю, зачем они это делали. Почему всеми правдами и неправдами пытались разлучить нас?
