– Ничего, дружище. Пойдем в бар, подлечишься.
Фьярви
Говорят, что завтрак надо съесть самому, обед разделить с другом, а ужин отдать врагу. Но я никогда и никому не отдал бы того, что готовила Азора. Сегодня на завтрак была уже знакомая мне яичница в беконных лодках в компании с сардельками и помидорами с гриля – и я проглотил все за считанные секунды. Мне подумалось, что однажды я уже не буду хозяином гостиницы: стану противным и вредным старикашкой, который сидит на скамейке возле дома и бубнит, не переставая, о том, как обнаглела молодежь – а Азора все равно будет готовить мне вкусные завтраки.
Отправив пустую посуду на кухню, я взялся за работу с документами, но сосредоточиться мне не удавалось. Все мысли были о том, что сегодня я провел ночь без сна на диване, а Азора была совсем рядом, на кровати – протяни руку и дотронешься.
Я, разумеется, не протягивал к ней рук. Гномы хозяева своего слова, и не в том смысле, что сами дали это слово – сами и обратно заберем. Я обещал, что не буду посягать на честь своей жены, и не собирался нарушать этого обещания, но лежать во тьме, слышать негромкое дыхание Азоры и чувствовать едва уловимый сладковатый запах ее волос и кожи – нет, это была настоящая пытка.
Заглянул Дархан, сообщил, что трое постояльцев съехали, и два номера забронированы под, как он выражался, «пожрать». Оценив выражение моего лица, Дархан прикрыл за собой дверь номера и спросил:
– Что, тяжко?
– А то по мне не видно? – хмуро ответил я вопросом на вопрос. Дархан понимающе кивнул.
– И что ж, ни раза, ни полраза?
– Глупости не говори, – буркнул я. – Мы друзья. Я спас ее и Глорию от бывшего мужа. И не хочу быть мерзавцем, который использует ее беду себе на благо.
Дархан вздохнул, произвел в воздухе некие жесты, которым следовало выражать тонкую женскую натуру.
– Эльфийки! – сказал он. – С ними всегда все странно. Вот у моего кума был сосед-орк, а у соседа дядя тоже орк и взял себе жену-эльфийку.
Я даже фыркнул. Бывают же чудеса!
– Ну а что ты смеешься, он был так богат, что нам с тобой и не снилось. Фабрику имел, весь юго-восток одевал да кормил. А она – беднее школьной крысы, полы у него на фабрике мыла. Ну вот, взял он ее в жены, приодел, приумыл, зажили так, что любо глянуть. Дети потом пошли – все в мать, красивые, ну немного такие, зеленоватые, все ж отцовью породу пальцем не закроешь, но почти незаметно.
– И зачем ты мне это рассказываешь? – спросил я, невольно представив, какие дети могли бы быть у нас с Азорой. Мягко говоря, от этих мыслей было больно.
– Все были с придурью, вся семья. Ну выросли, конечно, тоже потом женились, так и внуки были с придурью, – сообщил Дархан. – Все у них поэзия была на уме, да стихи, да театры, да рисование. Ну, хоть не пили, и то слава богу.
– Хочешь сказать, что у нас с Азорой тоже дети будут с придурью?
– Хочу сказать, что может и хорошо, что у вас ничего нет.
Я вздохнул, и Дархан сочувствующим тоном произнес:
– Надо тебе за ней ухаживать.
– Надо, – согласился я и мысленно прикинул, что сделал много, чтобы понравиться Азоре – но все это сделало меня ее другом, не больше. – И что делать?
– Цветы ты ей дарил, – Дархан загнул палец. – Гулять водил. Теперь надо сделать так, чтобы она начала тебя жалеть.
Я вопросительно поднял бровь. Жалость унижает – так гномам говорят с раннего возраста, запрещая реветь из-за сбитых коленок. Но у Дархана, видимо, было другое мнение.
– У моих родителей так было. Папаша сверзился с дерева и повредил спину, – сообщил Дархан. – Мог только лежать, стонать и лопать баклажаны, больше ничего. Мамаша тогда ухаживала за ним, так все у них и завертелось. Ее сначала совесть заедала, он же на дерево-то из-за нее полез. Вернее, из-за ее кошки, кошка забралась и застряла. Дед-то мой говорил, что ничего, слезет, скелета кошки на дереве никто не видел, но… В общем, скоро и я родился, а все из-за жалости.
– Я не полезу ни на какое дерево, – скривился я. – Даже ради Азоры. У меня запасной спины нет.
– Вот и зря, – сказал Дархан. – Азора бы ухаживала за тобой, начала жалеть, а женщины, они, знаешь, сердцем располагаются к тем, кого жалеют. Ну там уж ты и сам не робей.
В дверь постучали, и Дархан не успел дать мне новые советы об ухаживании в орочьем стиле. В кабинет заглянул господин Шарль и сообщил:
– Там Саллеви…
Больше рассказывать было нечего – и мы с Дарханом бросились из кабинета.
Саллеви обнаружился в коридоре второго этажа: он ворочался на ковре, пытаясь встать, но у него ничего не получалось. Рядом с ним пританцовывала одна из девиц госпожи Бьянки – пыталась помочь, но ворочать здоровенного эльфа то еще удовольствие. Я повел носом: кажется, после вчерашнего приключения на столе, Саллеви выпил самую малость. Мы подошли, и я убедился, что эльфоза практически трезв.
– Что случилось? – спросил я, и Саллеви едва не разрыдался.
– Ноги, дружище Фьярви! Ноги не держат!
Мы с Дарханом умудрились поднять его, поставить, и Саллеви качнулся и обмяк в наших руках. Делать было нечего – мы потащили эльфа в номер, и там я налил ему испытанного временем лекарства: бренди из бара. Саллеви глотнул, выронил стакан и с ужасом простонал:
– Помогите…
Делать было нечего, пришлось вызывать врача. Памятуя о вчерашнем разговоре о кубке, я сказал Саллеви, что это за счет гостиницы.
Доктор Смитсон осмотрел стенающего и плачущего пациента, получил несколько ассигнаций за труд и сообщил:
– Это аллергия на спиртное. Допились вы, голубчик. Больше ничего, крепче воды, даже квас не рекомендую.
Саллеви посмотрел на доктора с таким ужасом, словно прямо перед ним разверзлись адские пропасти, и он увидел бесов во всей красе. Я прекрасно его понимал: для пьяницы узнать, что теперь ему предстоит блюсти трезвость, было поистине страшной новостью.
– Буду пить лежа, – решительно заявил эльф, и доктор, не обинуясь, постучал его по лбу.
– Вы дошли до той стадии, что теперь алкоголь отключает части вашего мозга. Хотите стать паралитиком, который если и ходит, то под себя?
Этого Саллеви, разумеется, не хотел. Он вздохнул и завел глаза с таким тоскливым видом, что ему нельзя было не сочувствовать.
– Аллергия, – пробормотал Дархан, который стоял рядом со мной и сочувствующе качал головой, полностью разделяя эльфийское горе.
«Аллергия, – подумал я. – А это мысль!»
Азора
Следующие несколько дней прошли тихо и спокойно. Я готовила на кухне «Вилки и единорога» – гостям-оркам, которые приехали из соседнего городка Тарунстона на один день специально для того, чтобы поесть в гостинице, пришлась по душе моя закуска из маринованных баклажанов и перцев на гриле. День выдался жаркий, окна кухни были распахнуты настежь, и трое орков стояли прямо под ними, обсуждая, к чему подойдет такая вкуснятина.
