Азора
Я очнулась, когда внизу что-то загрохотало. Глория испуганно села на кровати, переводя взгляд с меня на дверь.
– Мамочка… – прошептала она. – Мамочка, мне страшно.
– Иди сюда, птичка, – я протянула к ней руку, Глория спрыгнула с кровати, подбежала ко мне, прильнула, дрожа от страха. Какое-то время мы сидели молча, а на первом этаже, судя по звукам, была драка.
Фьярви сейчас был там – когда я об этом подумала, мне вдруг сделалось холодно. Под кожей ладоней медленно поплыли струйки огня – магия напомнила, что она здесь, и может пригодиться.
– Сиди здесь, – велела я Глории. – Запри дверь изнутри, выключи свет. Я скоро вернусь.
Глаза Глории сделались такими же огромными, как в ту ночь, когда я бежала с ней из Благословенного края.
– Мамочка, ты… – выдохнула она. Я осторожно, как в далеком детстве, взяла ее личико в ладони и отчетливо проговорила:
– Возможно, на гостиницу напали. Если это так, то я их отвлеку. До тебя никто не доберется.
– Мамочка… – Глория сделалась тихой и маленькой, в глазах, наполняющихся слезами, не было ничего, кроме боли. – Мамочка…
– Я скоро, – пообещала я, чувствуя, как от моих рук растекается тепло, которое окутало и успокоило Глорию. Теперь она ничего не будет бояться – просто выключит свет и будет спокойно ждать моего возвращения. – Через несколько минут. Все будет хорошо, детка.
У меня хватило сил для того, чтобы выйти из номера и пройти несколько шагов по коридору. Услышав, как щелкнул замок, я привалилась к стене, выравнивая дыхание и чувствуя, как все тело покрывается отвратительным липким потом.
«Бей эльфов», значит. Ну что ж, пусть бьют меня, но не доберутся до моей дочери. Сейчас я напоминала себе куропатку, которая притворялась раненой и уводила хищника от гнезда. И да, куропатка не могла ударить – а я надеялась, что все-таки смогу.
Не помню, как я спустилась на первый этаж – я снова стала осознавать себя, когда меня подхватил Дархан и поставил на ноги.
– Азора! Азора, ты зачем поднялась?
Все качнулось передо мной, но устояло. Я тоже удержалась, не упала – за широченными плечами орка ничего нельзя было разглядеть.
– Что случилось? Что за шум? – спросила я. Дархан только рукой махнул.
– А, притащились местные огольцы, решили, что тут можно кому-то рыло начистить и в бар залезть, – я оперлась на его плечо, и Дархан провел меня к одному из кресел в холле. Окно было выбито: господин Шарль закрывал его листом фанеры, девушки подметали осколки с пола. Бармен расставлял бутылки на полке, что-то бормоча себе под нос. Холл гостиницы был похож на военный штаб.
– Я испугалась, – призналась я. – Подумала, что идут бить эльфов.
– Ну, это они тоже хотели, – кивнул Дархан и указал в сторону стойки регистратора: возле нее на полу валялась целая компания со связанными полотенцами руками и, судя по их окровавленным физиономиям, они близко познакомились с чем-то вроде боевого гномьего молота.
– Глория! – я схватила за рукав одну из горничных и попросила: – Скорее… поднимитесь в мой номер, скажите Глории, что все хорошо!
Горничная кивнула, ободряюще улыбнулась – на ее шее я заметила предательские пузырьки. Ночь за окнами казалась бесконечной, темной и холодной, но обитатели гостиницы смогли отразить нападение – и это давало мне надежду.
– А Фьярви? Где он? – спросила я, и на меня снова накатили слабость и страх. А если с ним что-то случилось… хотя Дархан уже сказал бы мне… или не сказал бы?
Дархан махнул рукой в сторону дверей, и я увидела, как Фьярви устало поднимается по ступенькам, волоча за собой гномий боевой молот. За ним шагали полицейские с замотанными лицами; подойдя к стойке регистратора, они принялись поднимать связанных нападавших и оттаскивать к выходу. Увидев меня, Фьярви выронил молот, угодив рукояткой по одному из поверженных, бросился ко мне, и я вдруг почувствовала, что во мне что-то наливается такой болью и таким счастьем, что становилось трудно дышать.
– Ты зачем встала? – спросил он. Сжал мои руки, заглянул в лицо, словно пытался прочесть мысли – его наполняла тревога. Как давно никто, кроме Глории, не переживал за меня!
– Я за тебя испугалась, – шепотом призналась я. Лицо Фьярви дрогнуло, словно я сказала что-то очень важное. Он осторожно убрал прядку волос с моего лба и попросил:
– Пообещай мне беречь себя. Хорошо?
– Обещаю, – кивнула я. Фьярви устало улыбнулся и произнес:
– Пойдем. Тебе надо лежать.
Я поднялась с кресла, и мы направились к лестнице. Со второго этажа свесилась растрепанная голова Саллеви: тот выглядел сердитым и угрюмым. С тех пор, как врач запретил ему пить, эльф пребывал в скверном расположении духа.
– Дружище, если что, зови! – сказал он, и Фьярви улыбнулся.
– Позову, конечно, нам нужны крепкие парни, – ответил он и, обернувшись ко мне, объяснил: – Это Саллеви разбросал тех уродов у стойки. Я даже залюбовался, как он их колотил и укладывал!
Значит, это был не боевой гномий топор, а эльфийский кулак? Мне вдруг сделалось так смешно, что голова закружилась.
– Ну а что тут удивительного? – вздохнул Саллеви. – Пить мне нельзя, надо же как-то развлекаться? А в молодецкой потехе тоже есть некоторая прелесть.
Мы поднялись на третий этаж и, пока Глория возилась с замком, Фьярви вдруг признался:
– Знаешь, а обо мне давно никто не беспокоился. Я даже не думал, что ты решишь вот так встать со мной рядом.
Глория приоткрыла дверь, посмотрела на нас, и испуг на ее побледневшем личике сменился радостным облегчением. А мы с Фьярви стояли, глядя друг на друга, и я вдруг подумала, что могла бы стоять так вечно.
– Ты мой муж, – негромко сказала я. – А я твоя жена. Иначе и быть не может.
Взгляд Фьярви вдруг сделался таким спокойным и ясным, словно не было ни эпидемии, ни карантина, ни попытки разгромить гостиницу. Словно были только мы с ним, и только мы имели значение.
– Тогда я счастлив, – так же тихо произнес он. – А теперь ложись и больше не геройствуй. Тебе надо поправляться.
Фьярви
Обычно в сказках говорят «Долго ли, коротко ли». Карантинная сказка продлилась три недели – как раз на двадцать первый день пропали последние пузырьки у последнего заболевшего, и бургомистр решил, что город справился с заразой, и карантин можно снимать. Трезвый, как стеклышко, и злющий Саллеви сразу же уехал – перед этим он щедро отблагодарил меня за гостеприимство, и я, обналичивая его чек, подумал, что дела идут не так уж плохо. Со мной рассчитался и Валентин – я думал, что он врал, чтобы спасти свою жизнь, но нет – не врал. Когда он выезжал из «Вилки и единорога», то поинтересовался:
– Эвентина так и не нашли?