В дверь постучали, и в кабинет заглянула одна из горничных, держа в руках большой конверт с множеством печатей – судя по тому, как сильно он был измят, письмо приехало издалека. Мы с Азорой как-то сразу поняли, что это за письмо, и я почувствовал, как по загривку прошелся холодок.
– Госпожа Азора, это вам, – горничная поклонилась, протянула Азоре конверт, и я на мгновение ощутил жгучее желание выхватить его и бросить в печку. Мелькнул адрес, написанный изящным почерком – только эльфы снабжают каждую букву легким завитком. И ведь он уже адрес узнал, сволота!
Азора понимающе кивнула и взяла конверт.
– Что ж, спасибо, – улыбнулась она, но в улыбке не было ничего, кроме льда. – Посмотрим, что он хочет мне сказать.
– Я и так тебе скажу, что ничего хорошего, – вздохнул я. – Прочтешь?
Азора
«Дорогая Азора!
Я был потрясен твоим бегством из Благословенного края. Ты всегда казалась мне воплощением изящества и благородства, и я не ожидал, что ты так разрушишь наш брак и заберешь с собой Глорию.
Но не волнуйся! Я простил твой поступок, пусть он и принес мне много боли. Мы ведь должны прощать тех, кто чем-то нас обидел, так нам велят боги. Судьба сложилась так, что я тоже был вынужден покинуть родину с разбитым сердцем…»
– С разбитой мордой, если точнее, – усмехнулся Фьярви. Прочитав письмо, я передала ему лист, и теперь он скользил взглядом по строчкам, и я видела, что Фьярви, не склонный, в общем-то, к злорадству, чувствует искреннюю радость.
А во мне не было ничего, кроме возмущения и гнева.
«Здесь, в этом мире, мы оба изгнанники. Сама судьба предлагает нам соединиться снова и восстановить наш семейный союз перед лицом богов…»
Прочтя о таком лестном предложении, я с трудом сдержала желание выругаться, да погрязнее.
«Я понимаю, что ты волнуешься о дальнейшей жизни Глории. Уверен, что ты осознаешь, насколько необходимо для девочки жить в полной семье, с отцом. Я знаю: наша дочь умна, она поймет и простит тебя за то, что ты сбежала с ней, разрушив нашу семью…»
После этого я не стала дочитывать – отшвырнула от себя письмо, словно ядовитую гадину, поднялась и прошла к тому шкафчику, где Фьярви хранил бутылку бренди. Несколько крупных глотков обожгли мне рот и помогли опомниться.
– Мразь, – выдохнула я, смахивая слезы. Дышать было больно, словно у меня в груди разливалось пламя, заполняя легкие. – Манипулятор поганый, ну ты только посмотри, а? Я виновата в том, что разрушила наш брак, и он меня милосердно прощает! Какая снисходительность!
Фьярви посмотрел на меня, рассмеялся и, подойдя, забрал бутылку и стакан. Я кивнула: да, выпитого было достаточно, чтобы моя растерянность сменилась злостью – а злость как раз и была тем, что помогало мне двигаться дальше.
Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Провела ладонью по лицу.
– Нет, ты видишь? Глория простит меня за то, что я сбежала с ней от любящего папы! А что насчет шкатулки с проклятием? Наших шрамов? – я вдруг поняла, что не говорю спокойно, как привыкла, а почти кричу, кабинет наполняет бледно-голубым туманом, и Фьярви держит меня за руки, чтобы я не ударила по чему-нибудь магией. – Или в них я тоже виновата?
– Надо было бросить это письмо в печку, – сказал Фьярви, снова обнял меня, и туман принялся таять. Моя ярость стихала и смирялась. – Ни о чем не думай больше, все разговоры с ним будет вести королевская прокуратура. Я его и близко к вам не подпущу.
В дверь снова осторожно постучали, и в кабинет заглянул Дархан.
– Вы моих огольцов не видали? Ого… а что случилось?
Я вернулась в свое кресло, Фьярви сел за стол и ответил:
– Бывший муж Азоры сбежал из Благословенного края. Вот, прислал ей письмо, предлагает воссоединение семьи.
Дархан какое-то время задумчиво чесал затылок, а потом неожиданно заявил:
– Надо пойти замки проверить, а то вдруг моя Мардана тоже захочет вернуться. Дерьмо-то всегда кучно приплывает, известное дело.
Я вдруг расхохоталась так, что закололо в боку – неожиданно мне стало так легко, словно не было моего мучительного брака, побега из Благословенного края, шкатулки с проклятием, шрамов на наших с Глорией щеках. С меня соскользнула паутина: сейчас я была свободна от того, что было раньше.
И я больше не боялась. Не знаю, почему это случилось именно сейчас – но случилось.
Фьярви удивленно посмотрел на меня и спросил:
– Все в порядке?
– В полном, – ответила я. Буря, взбаламутившая мою душу, улеглась и утихла. – Ты знаешь, я не буду от него прятаться. Ни за тобой, ни за королевским прокурором. Если я боюсь посмотреть ему в лицо, то это значит, что он победил.
Во взгляде Дархана появилось искреннее уважение – сейчас он смотрел на меня совсем по-другому, так, как смотрят на воина, а не просто на хорошего знакомого. Фьярви покачал головой и рассмеялся.
– Ты говоришь, как гном! – воскликнул он. – Я так и вижу тебя в латах и с молотом в руках!
Это прозвучало, словно комплимент – и поддержало меня. Я готова была сражаться за себя и дочь, и Эленвер подавился бы своими словами и делами.
– Только давайте отложим боевые молоты до окончания кулинарного конкурса, – предложил Дархан и, кивнув на открытую папку на столе, сказал: – Пусть шеф Гемини займется своей работой, а мы займемся своей.
Мы с Фьярви согласно кивнули, и Дархан посерьезнел и сообщил:
– Вот буквально четверть часа назад у нас забронировали два номера. В Келлеман едут Жером Фуг и Вьякко Ронетт.
Имена ни о чем нам не говорили. Видимо, Дархан ожидал от нас иной реакции, потому что сообщил чуть ли не обиженно:
– Это же известные столичные кулинары! Их «Большое зеркало» пригласило!
«Столичные кулинары», – повторила я за ним, и в животе у меня тоскливо заныло. Нет, я не смогу обойти их с мясными шариками в медово-апельсинном соусе… Никогда не смогу.
– А Саллеви приедет завтра, – добавил Дархан, и его лицо обрело тоскливое выражение. – Будет организовывать конкурс. Стрезва.
Фьярви тоскливо зацокал языком.
– Мать твою так, Саллеви, – вздохнул он, – лучше бы ты бухал.
Глава 10
Фьярви
Глория потратила весь день на учебу. Юные орочьи рыцари пытались выманить ее из дому самыми разнообразными предложениями. Когда я вошел в гостиную, то увидел, что Нар и Очир сидят на ковре в окружении своих игрушек – воинов с отломанными руками и лошадок на колесах – а Глория, которая обложилась книгами, пытается колдовать. Над ее рукой парил сорванный цветок, едва уловимо шевеля лепестками, и мальчишки смотрели на него с разинутыми ртами.
