- С удовольствием, - улыбнулся я. – Но не слишком ли рано для бренди?
Аврелий посмотрел на то, как второй мужичина балансирует над вывеской и ответил:
- Для моих наемных работников – да, рано. Но джентльмен не станет обращать внимание на такую мелочь.
Мы шагнули в сторону дверей, и один из работников сорвался с лестницы – Аврелий протянул руку, и мужичина завис в паре дюймов от земли, испуганно хлопая глазами.
- Не ругайси, барин, - только и смог повторить он. Его напарник был способен лишь открывать и закрывать рот от изумления. Аврелий выразительно завел глаза к небу и опустил руку: незадачливый работник рухнул на землю и прокомментировал:
- Ведь расшибся бы нахрен вдребезги.
Все мы с этим согласились.
Войдя в магазин, Аврелий прошел к маленькому шкафу в углу, извлек бутылку – судя по ее форме, этому чарнскому бренди было больше ста семидесяти лет, и я боялся представить, сколько оно сейчас может стоить. С какой, интересно, доброты Аврелий вдруг решил меня угостить?
Надо было держать ухо востро.
- За что выпьем? – спросил я. Открыв бутылку, Аврелий плеснул немного в бокалы и ответил:
- За вашу искренность, Виктор. И за то, чтобы вы ничего не боялись.
- Чего это я должен бояться? – подозрительно поинтересовался тех. Аврелий улыбнулся краем рта.
- Хотя бы тех, кто хочет повесить на вашу жену предумышленное убийство. И сейчас ищет ее по всей столице.
7.3
Глория
- Даже странно, что это бренди никто не свистнул. Что бы вы могли сделать с ворами из зеркала?
Войдя в магазин, возле которого уже начали собираться страждущие, я увидела, что Аврелий разливает бренди по бокалам – чарнское, судя по мягкому медовому аромату, а Виктор составляет ему компанию. Меньше всего я могла представить, что они будут выпивать вот так, вдвоем, особенно после того, как Виктор начал ревновать.
Но вот же. Стоят, радуются жизни. Половину бутылки уже уговорили.
- Ничего странного! – Аврелий поднял бокал, отсалютовал. – Здешние простаки уверены, что на каждый артефакт наложена защита от воровства, которая испепеляет руки. Как вам такая народная фантазия?
Виктор вопросительно поднял брови.
- А она наложена, эта защита?
- Разумеется, - встряла я, проходя к кассе. – Руки она, конечно, не испепеляет, но ударит крепко.
Аврелий и Виктор обернулись ко мне, улыбнулись одинаковыми радостными улыбками, и мой работодатель кивнул в сторону папки, которую я несла в руках, и спросил:
- Это записи для патентов?
- Да. Оформлены по последним требованиям, - ответила я. – Если все пойдет так, как надо, то через неделю мы оба будем богачами.
Я уже прикинула, на что потрачу первые деньги – отправлю родителям, чтобы они смогли купить себе что-нибудь приятное. Во взгляде Виктора мелькнуло что-то, отдаленно похожее на жалость к себе: он словно подумал, что разбогатевшая жена обязательно прогонит его пинками покрепче.
Но мы были в одной лодке. И я не хотела выбрасывать из нее того, кто работал веслами наравне со мной.
- Покажите ей, - потребовал Виктор, будто опомнился и понял, что надо рассказать о чем-то важном. – Покажите ей то, что увидели.
Я вопросительно посмотрела на Аврелия – слишком уж тревожным был тон моего вынужденного мужа. Кивнув, Аврелий нырнул в комнатку, в которую я вчера перетащила его, и вернулся с серебряной миской, полной воды. Я узнала эту модель походного артефакта наблюдения – в прежние времена военные артефакторы ходили с такими в разведку, не покидая штаба.
- Взгляните-ка сюда, - предложил Аврелий и мягко провел ладонями над миской. Вода забурлила и, когда пузырьки рассеялись, я увидела мелькающие яркие пятна, из которых сложилось человеческое лицо. – Узнаете кого-нибудь?
- Это Анжен Моттон, - ответила я. – Племянник господина Хотса, ректора академии. Умер несколько дней назад.
Лицо Моттона было спокойным и умиротворенным. Если бы не темные круги под глазами и не серо-восковой цвет кожи, то можно было бы решить, что он спит. Но нет, Моттон был мертв. Над его головой парили черные туманные волокна, и, всмотревшись, я примерно установила диагноз: скоротечная опухоль мозга, которую пытались вылечить и медикаментами, и артефактами, но так и не смогли этого сделать.
- Видите вон ту нить? – Аврелий указал в воду, и я действительно увидела тоненькую белую нитку, которая скользила рядом с головой Моттона. – Сможете ее отделить?
Я неопределенно пожала плечами и, протянув руку к воде, попробовала выцепить нитку. Работа с оттисками посмертной магии на расстоянии – у нас был дополнительный курс, но преподаватель сам не слишком много знал об этом.
Нитка обожгла пальцы. Вода была ледяной, а нить – горячей; я подхватила ее пальцами, рванула на себя, и вдруг магазинчик соскользнул куда-то в сторону, и я увидела: просторный кабинет с дорогой мебелью и не менее дорогими книгами в высоких шкафах, старинный глобус возле окна, которое выходило в пышный яблоневый сад. На губах и языке появился сухой винный вкус и, опустив глаза, я увидела холеную мужскую руку и бокал в ней.
Я смотрела на мир чужими глазами. Понимание накатывало солеными морскими волнами: Моттона действительно убрали, и это сделал человек, который сейчас пил вино в библиотеке. Я даже слышала его мысли – далекий, едва уловимый гул.
- Моттон? – сказала я невидимому собеседнику. – Он был идиотом, да. Но очень талантливым в своем направлении, и его надо было убрать.
Мне – настоящей мне, а не призраку, который смотрел чужими глазами – сделалось жутко почти до обморока. Я не знала, как назвать то, что со мной происходит, и от этого ноги подкашивались.
- Тяните! – донесся до меня голос Аврелия, и кабинет растаял. Я по-прежнему стояла в магазине артефактов, Виктор поддерживал меня под руку, не давая упасть, а вода в миске бурлила, выплескиваясь на прилавок. Мешанина цветных пятен растаяла.
Какое-то время я могла только стоять, выравнивая дыхание и пытаясь справиться с волнением. Авриль вынул из одного из бесчисленных ящичков пузырек с каплями – успокоительное – и протянул мне.
- Десять капель прямо на язык, - распорядился он. – Сейчас вам станет легче. Что вы видели?
Капли пахли мятой, и мне действительно стало легче. Окончательно придя в себя, я устало провела ладонями по лицу и ответила:
- Я была тем, кто убрал Моттона. Или приказал это сделать. Он сказал, что Моттон был талантливым идиотом, поэтому его и убили.
Меня снова стало знобить. Захотелось вернуться в дом Бруно, лечь в кровать, укутаться одеялом и никогда не выбираться на свет. Виктор смотрел с сочувствием и теплом. Кажется, он готов был разорвать голыми руками всех, кто посмел меня обидеть.
