Коннор со вздохом опустился в маленькое кресло, и Эмма подумала, что сегодня он тоже устал. День был долгим и тревожным.
– Это ведь подозрения, – сказал он. – Да, неприятные, но это работа шефа Брауни. Выдвигать предположения и докапываться до истины.
– Как он там? – спросила Эмма, запоздало вспомнив, что так и не проверила, как ее гости устроились на новом месте.
Как непривычно это звучало: ее гости. Она уже не была приживалкой.
– Хорошо! – весело ответил Коннор. – Пошли спать после ужина. Ты не спустилась к нам, я невольно подумал, что… – он с усилием стиснул переносицу, и на кончиках его пальцев засветились сиреневатые огоньки. – Все утрясется, Эмма. Правда.
Он, кажется, не знал, что сказать – вряд ли Коннору Осборну, гуляке и игроку, приходилось кого-нибудь утешать. Эмма свернулась под одеялом калачиком; Коннор поднялся и, пересев на край кровати, завладел ее рукой.
– Мне бы очень хотелось все это замять, – признался он и принялся осторожно перебирать пальцы Эммы, мягко массируя суставы. – Да, фейери убили своего мастера над болью. Больше никого, кстати, так что это в каком-то смысле была казнь, а не Дикая охота. Шеф Брауни боится за тебя, я тоже, но мне кажется, фейери тебя не тронут.
Эмма нахмурилась. Тоже боится за нее?
– В этом страхе за меня боязнь потерять то, что восстанавливает магию, или нечто большее? – спросила она, чувствуя, как по руке расплывается мягкое тепло, и напряжение отступает. Коннор рассмеялся.
– Кажется, у женщин есть талант бесить мужчин! – сказал он. – Особенно тех, которые относятся к ним по-хорошему.
– Ты меня привязал к этому дому, – парировала Эмма, но руки не отняла. Прикосновения Коннора были приятны: в них плыло что-то очень светлое, исцеляющее. – Это значит «относиться по-хорошему?»
Коннор снова рассмеялся, словно Эмма невероятно забавляла его. Может, так и было. Он не привык относиться к женщинам серьезно.
– Я ведь должен был иметь какие-то гарантии, – заметил он. – Тем более, ты сама перевела наши отношения исключительно в деловое поле. Я болен, у тебя лекарство, и ты хочешь плату? Хорошо, но и мне нужна уверенность в том, что курс лечения пройдет до конца.
В его последних словах прозвучала тень далекой тоски.
– Ты ведь тоже ко мне привязан, – вздохнула Эмма, и Коннор кивнул.
– Сама видишь, что доктор Маквей был прав. Лечение идет мне на пользу, – он сделал паузу и предложил: – Если хочешь, можем завтра погулять. Не по лесам, конечно, но можно найти милый уголок для пикника.
Эмма не выдержала и улыбнулась, настолько это предложение было чужим для того Коннора, о котором она привыкла думать все эти годы. В нем будто бы пробудилось то, что он прятал от самого себя.
– Почему бы и нет? – ответила Эмма. – Должно же быть еще что-то, кроме лечения?
Коннор улыбнулся в ответ и осторожно опустил ее руку на одеяло. Эмма удивленно обнаружила, что от тоски и растерянности, которые охватили ее после слов шефа Брауни, не осталось и следа. На душе стало легче и светлее.
– Что ты сделал? – удивленно спросила Эмма.
– Точечный расслабляющий массаж, – беспечно ответил Коннор. – И несколько капель магии. Не люблю, когда женщины печалятся и плачут.
– Спасибо, – улыбнулась Эмма, и тут Коннор удивил ее еще раз, потому что поднялся с кровати и пошел к дверям.
– Доброй ночи, – произнес он, улыбнувшись. – Пусть фейери нас больше не пугают.
– Доброй ночи, – только и смогла откликнуться Эмма.
И на душе почему-то сделалось так тепло, словно с ней произошло что-то хорошее и важное.
***
– Я не понимаю фейери, – призналась Эмма. – Сами убили Галхаада, а дурную погоду нам послали, словно это мы пробили ему голову.
Коннор пожал плечами. На окраине поселка была прелестная рощица, где предприимчивые местные организовали что-то вроде ресторана на свежем воздухе. Сидишь себе с барышней за аккуратным столиком, темно-зеленые кусты бирючины, ухоженные почти по-столичному, обеспечивают приятный тет-а-тет, и шашлычник готов в любую минуту принести мясо, овощи и вино.
Вино, конечно, было провинциальной кислятиной, но Коннор все же решил, что и в сельской жизни есть свои плюсы.
– Возможно, есть те, кто скорбит по нему, – сказал Коннор. Сегодня Эмма выглядела спокойнее. Легкий румянец придавал ее лицу ту прозрачность, на которую хотелось смотреть и смотреть. – Даже у палачей бывают друзья и любимые.
Перед Эммой стояла тарелка с сочными кусками шашлыка в объятиях луковых колец и ломтиков помидора, но к еде она не притрагивалась. Прищурившись, Коннор увидел тень нити на ее запястье.
Ничего. Скоро она будет отдаваться ему не по принуждению – Коннор прекрасно понимал, что Эмма ложится с ним в постель потому, что это щедро оплачено. Но теперь ему хотелось большего. Пусть бы она пришла к нему сама – потому что хочет прийти всей душой.
Это было бы интересно. Это оживило бы Коннора после смерти Берты Валентайн.
Стоило ему подумать о мертвой ведьме, как за столик неподалеку уселась рыжеволосая девица в компании настолько крупнотелой подруги, что Коннор задался вопросом, как это под ней не трескается скамья, и невольно вспомнил, как его бывший начальник говаривал, что лучше качаться на волнах, чем биться о скалы.
«В таких волнах и утонуть недолго», – подумал Коннор. Рыжая поймала его взгляд и тотчас же презрительно вздернула точеный носик. Дескать, даже и не надейтесь, столичный гость, вам тут ловить нечего. Тут собрались исключительно порядочные барышни.
Коннор подумал, что в былые времена она бы уже через час стонала в его объятиях и просила еще и еще. А теперь он остепеняется, что ли.
– Попробуй шашлык, – предложил Коннор. – Он тут и правда неплох.
Эмма кивнула и взялась за нож. Коннор заметил, что рыжая посмотрела в его сторону уже заинтересованно, но так, чтобы он этого не заметил. Деревенское кокетство во всей красе.
На мгновение Коннору показалось, что в провинциально круглом личике проступили другие черты, холодные и прекрасные. Он чиркнул ножом по мясу так, что звякнуло по тарелке.
– Чем планируешь заниматься? – поинтересовалась Эмма. – Потом, когда исцелишься.
Утром они старательно провели еще одну лечебную процедуру, и Коннор подумал, что Эмма специально думает об их близости как о работе, чтобы не привязываться к нему. Наверняка считает, что однажды Коннор съедет, и тогда она заживет другой жизнью, тихой и спокойной. Может, и замуж выйдет: теперь, когда Эмма стала хозяйкой поместья, женихи и кавалеры примутся осаждать ее, не обращая внимания на прошлое.
Шеф Брауни был прав: о сплетнях и гадостях думают только бабы. Мужчины делают дело.
– Я уже начал подбирать новый дом, – сообщил Коннор и с удовольствием отметил, что лицо Эммы едва заметно дрогнуло. Официант принес большое блюдо с шампурами за соседний стол, и упитанная юная леди взялась за мясо с энергией полка солдат. Рыжая ела аккуратно, словно хотела показать, что у нее есть аппетит совсем иного рода; Коннор подмигнул ей, и девица опустила глаза к тарелке: «Ах, что вы! Я не такая!»
