Выпить я не прошу. Весь горю и обливаюсь потом, с трудом волочу ноги к Колину, пробираюсь сквозь хлам и сажусь в его кресло, такое же засаленное, грубое и застывшее, как и вся окружающая грязь. Думаю, это шок, говорит он, как будто погоду обсуждает. Ну естественно, Колин, отвечаю. У тебя сорок с лишком лет было, чтобы свыкнуться с этим, дай мне минуту, ладно?
Даже ходить негде. Слишком все завалено. Приходится сидеть, обхватив руками голову – хоть немного времени, чтобы подумать. Потом поднимаю глаза, а Колин, с[НЕЦЕНЗУРНО]ка, сидит с маркером над телепрограммкой. Злоба накатывает. Выбиваю журнал из его рук и начинаю орать. Ни слова. Просто. Я злюсь на него за то, что он разрушил мою жизнь. Хотя тут есть определенная натяжка – ведь я и сам много чего натворил. Но я не думаю о своей нынешней жизни. То есть о жизни, какой она будет. С того момента, как я со всем разобрался. Как я понял, что жить можно по-нормальному, и начал крутиться. Как появилась надежда. И теперь у меня вот ЭТО (..) в голове.
Наконец пар вышел. Провалился, не знаю (..) куда-то. Колин по-прежнему смотрит на меня своими грустными стариковскими глазами, подбирает все то, что я разворошил, раскидал, разбил. Со вздохом облегчения снова берет телепрограммку с маркером, убирает их от меня подальше. А потом говорит. Хочешь узнать, что случилось?
Аудиозапись 81
Дата: 16.06.19 14:19
Качество записи: хорошее
Сложись моя жизнь по-другому, я бы наверняка стал неплохим актером. Понял это, начав работать на среднего из братьев Харрисонов – Бритву Рэя; меня поставили выбивать долги. Ты же понимаешь, мы никак не могли использовать всякие законные способы, чтобы получить оплату в срок, ну или вообще получить, потому приходилось убеждать без лишней бюрократии. В отличие от фильмов про лондонских гангстеров, мы сразу к насилию не прибегали. Считали себя более (..) профессиональными для такого. Начинали мы с угроз. В любом случае, чтобы выжать из кого-то деньги, надо сначала его найти.
Люди часто врут, когда хотят соскользнуть и не платить по долгам: пропадают и пускают слух, что мотают срок. А это трудно проверить. Тогда я звонил их родственникам, менял голос, акцент или подражал кому-то, кого знал, – мужчине, женщине, из богатых или обычных, ну и так далее. Говорил, что ищу такого-то, не знаете ли случайно, где он? Мне отвечали, что он сидит, как им и велели, и вот тогда я признавался, что ему причитаются кое-какие деньги. Мог притвориться исполнителем завещания или сказать, что он победил в конкурсе от какой-то компании или в розыгрыше лотерейных облигаций. Каждый раз придумывал что-то новое, чтобы никто не прочухал.
Я был мил, как ягненок, но настаивал, что если он хочет получить деньги, надо обязательно приехать лично, и у него есть на это только два дня. Удивительно, как шустро этот крендель выбирался из тюрьмы, когда речь заходила о бабках. Суши, мне хорошо удавались разные Голоса, ведь метод чаще работал, чем нет. Ну или еще потому, что сами люди просто жадные по природе.
Когда я родился, мама почти сразу снова забеременела. Но папа пил. А у нее были уже на руках двое – грудной малец и подросток, которых приходилось растить в одиночку. И вот она по-тихому избавилась от ребенка. Через пару лет во время ссоры брякнула об этом. А папа был вусмерть пьян, вот так все и случилось.
Он все прибрал, а Колину сказал, что мама сбежала с другим. Почти десять лет он рассказывал эту историю. Никто и не сомневался – ни друзья, ни соседи. Как будто все знали: уж причины так поступить у нее точно были. И вот наконец, в 1978-м, кажется, он снова напился, только в этот раз на него напала тоска и он сквозь слезы во всем сознался Колину. Он, правда, не утверждал, что убил ее. Он скорее настаивал, что бил ее и (…) она умерла.
(00:00:44)
{вдох::::} Юный Колин хочет посмотреть, где похоронена его мать, отдать дань памяти. Они надевают свои лучшие костюмы. Папа весь мрачный ведет его к месту. Самой глухой ночью, чтобы никто не заметил. И вот тогда Колин отомстил.
(00:00:11)
Говорить не могу, тока шепчу: как? Старой медной кочергой, отвечает. Спрятал ее в брюках. В расклешенных брюках уйма места. Подождал, пока папа повернется спиной и опустит голову. То ли помолиться, то ли курево достать. Приложился хорошенько, и бам! готово. Было легко, пожимает плечами. Я просто думал о маме.
Меня снова бросает то в жар, то в холод, подкатывает тошнота. Но шестеренки в мозгу крутятся. Так у нас электрический был, говорю. Не было никогда кочерги. Нет, БЫЛА, отвечает. Старый викторианский набор мамы. Еще ее бабуле принадлежал. Симпатичный, кстати. Где-то лежит у меня до сих пор. Хочет подняться и пойти искать, но я не даю и стараюсь вернуть его к рассказу. {вдох:::} {выдох:::}
(00:00:28)
В общем, он похоронил папу там же, где папа похоронил маму годами ранее, а девятилетнему мне сообщил, что папа ушел, как и она. Не то чтобы это было далеко от истины.
Где? Где? Слова даются с трудом. И я не могу, вот (…) ГРЯЗЕОТСТОЙНИК, говорит он. Ну ты знаешь. Я знаю. Место, куда сливают вонючую грязь из доков. Забор, предупреждающие таблички. Место, которое проглатывает целиком автомобили, матрасы, и все, от чего хочешь избавиться, тонет там без следа. Навсегда.
(00:00:12)
Папа пошел на дно сразу, без единого звука, продолжает Колин. Последнее, что он помнит, перед тем как отправиться в одиночку домой, вот он стоит под фонарем, облокотившись на перила, и смотрит на поверхность грязи, пока пузырьки не исчезают, чтобы уж наверняка (…)
(00:01:06)
Так вот где они. Где были все эти годы. Грязеотстойник. Мой (…) они {вдох:::} {выдох:::}
(00:01:06)
Я все еще пытаюсь прийти в себя, как вдруг Колин подскакивает, а лицо его озаряется, будто он вдруг вспомнил что-то хорошее посреди всего этого п[НЕЦЕНЗУРНО]ца. Стив, там все по-другому, говорит он. У них там сад и свое кафе. Мама бы этого хотела. Папа тоже (…) и теперь, когда все уже сказано и сделано, они, по крайней мере, вместе.
В последнее время я часто не нахожу слов.
(00:03:18)
Он знает, что я не настучу. Ни на кого, а уж на собственного брата – особенно. Но во мне столько мыслей и боли, что даже не могу описать, что чувствую. Даже сейчас (…) Я должен злиться, но. Колин, ну почему ты мне НЕ РАССКАЗАЛ? Говорю я наконец, вот только это ли я хотел спросить? У него были возможности. Он примерно знал, где я. Он мог послать сообщение, чтобы выйти на связь. Или когда приходил ко мне в камеру в тот день. Странно смотрит на меня. Молчит. Наконец отвечает (…) Я пытался, Стив, но я боялся, шепчет – кажется, он и сейчас боится. Пожимаю плечами. Чего боялся, Колин? Не легавых же. Я в непонятках. Продолжает так же смотреть. ТЕБЯ, Стив, отвечает. Я боялся, что ТЫ захочешь отомстить.
Слова повисают в воздухе, как последнее облачко дыма от выброшенной сигареты. Сначала сквозь него ничего не видно, но затем оно рассеивается. И я понимаю, что он имеет в виду. Колин думал, если он расскажет мне (..) я ЕГО убью.
