Я моргнула. Я думала, что съемки ведутся заблаговременно, что у Джокасты уже готово множество программ, и пока черед дойдет до сезона о Розмере, утечет много воды.
– Это очень быстро, – пробормотала я.
– Да, – кивнула Джокаста.
– Кто сказал «А», должен сказать и «Б», – пожала я плечами.
– Вот это настрой! – подхватила Джокаста. – Мы сегодня будем снимать только поместье. А потом – в какой-нибудь из дней на следующей неделе – я привезу с собой парикмахера и гримера, и мы отснимем ролик с вашим и моим участием. Он станет квинтэссенцией истории. Как звучит? Хорошо?
– Конечно.
Денек выдался напряженный. Историк нам привел такую уйму фактов, что у меня ум за разум зашел, и я решила упорядочить свои записи по возвращении в гостиницу. Голова оказалась забита веками истории и поколениями, сменявшимися на их протяжении. Ей было от чего пойти кругом!
Едва съемочная группа отъехала, я набрала смс-ку Самиру:
«Джокаста говорит, что проект запущен!»
«Это ПОТРЯСАЮЩЕ. Где вы сейчас?»
«Все еще в Розмере. Она только что уехала».
«Я только что выдвинулся домой. Еще в рабочей одежде. Но скоро буду. Встретимся у оранжереи».
Пока я спускалась по холму вниз, к оранжерее, вдали показалась гряда тучевых облаков. Похоже, снова собирался дождь. Но такой был в Англии апрель. Что еще можно было от него ожидать? На одном из холмов стадо барашков – белых кудрявых шариков – разбрелись по склону, пощипывая нежную зеленую травку. Поля, еще черневшие в день моего приезда, теперь покрылись изумрудной муравой. Это взошел рапс – для масла канола. Я представила себе, как преобразятся поля, когда он зацветет. Похоже, Ребекка не без причины восторгалась их красотой!
Я еще не почувствовала себя собственницей поместья, но при взгляде на волнистые просторы, сердце заныло. Может, стоит сохранить эту землю такой, какой она была веками? И спасти усадьбу для грядущих поколений? Но ради чего? Или кого? Ради себя? Ради мамы? Я не знала…
Косые лучи вечернего солнца преломлялись в разбитых рамах оранжереи, отбрасывая на голубые стекла острые тени и золотистые блики. Железный каркас подвергся коррозии неравномерно, и причудливый орнамент на крыше в виде спиралей и завитков пестрел хаотичными рыжими пятнами. Где-то в отдалении прокричала птица; ее призыв – громкий и резкий – показался мне знакомым, но опознать крикунью я не смогла. А когда я пригнула голову, чтобы войти в низкую дверь оранжереи, мне почему-то стало страшновато.
Затаив дыхание, я все же переступила порог. Феерия одичавших растений тут же увлекла меня вперед. Без ухода лианы и кустарники безудержно разрослись; некоторые были покрыты цветами, но их названий я не знала. Внутри оранжереи было теплее, чем снаружи, но в огромную брешь возле крыши врывался со свистом ветер. Мои шаги спугнули двух голубей; вылетев из скрытого где-то гнезда, они, отчаянно работая крыльями, устремились к этой дыре. Их обиженное гурчание еще несколько секунд разносилось над оранжереей.
Вынув телефон, я стала снимать на камеру стеклянные рамы, разъеденное коррозией железо и безумное буйство растений. Некоторые плети были толщиной с мою руку. Я узнала ярко-пурпурные герани в одном углу и прелестные белые петуньи.
В усадьбе я везде ощущала незримое присутствие мамы. Но здесь, в оранжерее, витал бабушкин дух. Не успела я об этом подумать, как буквально ниоткуда – словно по волшебству! – вышел павлин. Как призрак, вызванный мысленным заклинанием. Его яркие черные глаза воззрились на меня с любопытством, но без всякого страха. И я вспомнила, что эти сильные птицы отличались наглостью и даже агрессивностью. Впрочем, этот павлин, шагая ко мне, проявлял лишь интерес. Синее оперенье на его голове и шее чарующе переливалось в размытом свете парного воздуха. А роскошный, словно инкрустированный самоцветами хвост тянулся за пернатым, как длинный шлейф расшитой мантии.
– Привет, красавчик, – сказала я.
Сделав около меня полукруг, павлин издал тихий бормочущий звук и исчез в дыре под длинным столом. Я рассмеялась. Как же я сразу не узнала тот птичий крик? Это же был зов павлина!
Такие индийские птицы… Неужели бабушка привезла их с собой? И что еще могло найтись в ее почти нетронутой спальне? Журналы, письма, счета?
«Надо будет проверить», – мысленно наказала я себе.
– Привет? – послышался у входа голос Самира. – Оливия, вы здесь?
– В оранжерее, – откликнулась я. – Уже выхожу.
Подождав в конце прохода, парень при виде меня взмахнул рукой:
– Вы видели павлина?
– Он соизволил мне показаться – как хозяин этого места.
– Пожалуй, он таковым и является. Я слышал, что в лесу павлинов тьма. Но я ни одного из них не видел.
– Отряд хвастливых павлинов? – улыбнулась я.
– Так называется их особый подвид?
Самир посмотрел на меня сверху вниз, и его тяжелые черные кудри свесились вперед. По своему обыкновению, парень откинул их рукой назад. Нетерпеливо, порывисто. А я озадачилась? Почему он их не острижет, раз они так ему досаждают? И тут же пожелала, чтобы он никогда этого не сделал.
– Нет, павлины относятся к отряду курообразных. Это я так назвала их стаю. У многих народов, включая англичан, павлины ассоциируются с хвастовством.
– Я предпочитаю конгрегацию аллигаторов.
– А стаю ворон называют «убийцей», – сказала я.
– Ну, это всем известно.
– Ладно, сэр. Тогда удивите меня.
Самир в задумчивости прищурил глаза.
– Парламент сов, – акцент парня, слегка проглотившего «р» и растянувшего «л», придал этому выражению благородное и утонченное звучание.
– Прекрасно, – сочетание «хвастливые павлины» само пришло мне в голову. Теперь мне пришлось пораскинуть мозгами: – Батарея барракуд!
– Отлично! – поднял большой палец Самир; когда наши ладони, хлопнув друг друга, заключили мировую «ничью», он сказал: – Так, значит, вы остаетесь здесь. В Англии, то есть.
– На какое-то время остаюсь. По-любому.
Легкая улыбка тронула его губы:
– Хорошо.
– Поживем – увидим. Возможно, это окажется самой большой глупостью из всех, что я совершала в жизни.
– Я так не думаю. Я в вас верю, – оглянувшись через плечо на дом, Самир обвел рукой окружающий нас пейзаж. – Вы только вообразите, как бы все это выглядело, если бы Розмер вернул свое былое величие.
На мгновение я увидела роскошные комнаты, наполненные жизнью, светом и прекрасными, диковинными редкостями.
– Надеюсь, что когда-нибудь это случится, – я указала на холм: – Хотите посмотреть сад?
