– Не беспокойтесь.
Царапина слегка пощипывала, и я дала ей покровить, чтобы в ранку не попали бактерии. Но желания срезать еще несколько стеблей у меня не поубавилось. Склонившись над белыми розами, я попросила Пави:
– Не делайте с ними пока ничего. Я хочу сделать несколько фотографий, чтобы сравнить с рисунками мамы.
– На вид они очень привлекательные, правда? – держа мои розы в руках, Пави вдохнула всем носом их запах и фыркнула: – Какой странный. Мне он тоже не нравится.
– Наверное, сорт вывели ради огромных цветков. Аромат принесен в жертву их величине, – я обстригла кустик и, выпрямившись, осмотрелась. Дом с этого возвышенного места был хорошо виден; я разглядела и окна маминой комнаты, и стену, обвалившуюся в бальный зал. Повернув голову, я увидела аббатство и ближайшие поля. – Потрясающее место. Надо будет поставить здесь скамейку.
– Мне оно немного напоминает Сиссингхерст. Вы там бывали?
– Нет.
– Вам не помешало бы туда съездить, раз вы занялись восстановлением усадьбы.
– Вы напомнили мне о встрече с оператором, который должен подъехать, чтобы снять комнату Виолетты. Хотите к нам присоединиться?
Пави помотала головой:
– Я ненавидела ту комнату, даже когда мы были детьми.
– Правда? А там столько вещей сохранилось!
– Печально… То, что они бросили ее вещи…
А я подумала о фотографиях и о том, что мы с Самиром узнали о Виолетте и Нандини. И отвернулась, чтобы Пави ничего не прочитала на моем лице.
– Все хорошо. Спасибо за помощь.
– Я прогуляюсь с вами до дома. О, сколько у меня розовых лепестков! – приоткрыв набитый холщовый мешочек, Пави показала мне собранный «урожай». – Эти белые лепестки как нельзя лучше подходят для приготовления розовой воды. А для вас я сделаю тоник.
– Для чего он применяется?
– Это отличное средство для ухода за кожей лица.
Пока мы шли по дороге к усадьбе, нам на перекрестке встретилась женщина с плетеной корзиной. Высокая и рыжеволосая, она была в джинсах и резиновых сапогах в красный цветочек.
– Здравствуйте, Оливия, – заговорила она. – Не знаю, помните вы меня или нет…
– Конечно, помню, Элизабет, – спокойно сказала я. Элизабет была в числе тех арендаторов, которых я посетила по настоянию графа. – Разве я могла забыть ваш ревеневый крамбл?
– Спасибо, – веснушчатые щеки Элизабет слегка зарделись. – Я видела, как вы направились в розарий, и решила подождать, когда вы пойдете назад. У нас в этом году богатый урожай спаржи, а вы говорили, что любите готовить. Вот я и подумала: может, возьмете немного.
Заглянув в корзину, я не сдержала одобрительного возгласа.
– Пави, вы только посмотрите! – копья спаржи были толщиной с мой большой палец и при том идеально заостренные. Мы обе вздохнули. – Пави – хозяйка «Кориандра», индийского ресторана, – пояснила я Элизабет.
– О! Он нам очень нравится. Ваш маллигатони – один из любимых супов мужа.
– Приятно слышать, – Пави достала побег спаржи из корзины и попробовала на зуб: – Восхитительная. Не продадите?
Рот Элизабет выгнулся вниз.
– Сегодня уже нет. Но завтра я соберу больше. Сколько вам надо?
– А сколько вы можете продать? Я обожаю спаржу, а ее сезон очень короткий.
– Не желаете посмотреть мой сад? Не скрою, я им очень горжусь. Когда я вышла за Джозефа, он был сильно запущен, но я привела его в порядок.
– Да! С большим удовольствием!
– Боюсь, я вынуждена с вами попрощаться. У меня встреча с телеоператором, – сказала я, прижав корзину к груди. – Спасибо вам, Элизабет!
Поднимаясь с корзиной по склону холма, я думала, какие блюда со спаржей смогу приготовить для Самира, в блаженном неведении о том, что должно было случиться между нами; и об этих отборных «копьях».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Наряду со съемочной бригадой, которая снимала то место в аббатстве, где еще продолжались раскопки, а потом присоединилась ко мне в усадьбе, Джокаста прислала перевозчиков. Я наказала им сложить и упаковать все вещи так, чтобы мне потом их легче было просмотреть. Они сняли картины и надежно завернули их для хранения вместе с другими, возможно, ценными предметами, собранными при первичной расчистке помещения. Каждый раз, когда рабочие снимали очередную картину, я лично осматривала ее в поисках новых подсказок, но никаких посланий от мамы больше не обнаружила. По правде говоря, и не ожидала, что они там будут.
К двум часам Йен закончил съемку и отвез меня домой. Солнечный свет лился в задние окна квартиры, и воздух в маленьких комнатах к моему возвращению успел сделаться спертым. Составив все вещи на деревянный кухонный стол, я поспешила распахнуть окна. Внизу, в саду, китаянка – владелица рыбной лавки – проводила урок тай-чи. Несколько десятков человек в легкой одежде, а некоторые даже босые, выполняли неторопливые, плавные, полные гармонии движения. Их спокойствие передалось мне, и я, наконец, выдохнула.
«Надо будет снова заняться йогой», – сказала себе я, но мысли тут же закрутились вокруг спаржи. «С чем ее лучше приготовить? Спаржа с горошком и… ну, конечно, с бараниной! Со свежей зеленью и помидорами». Скинув сапоги, я стала составлять мысленный список продуктов, которые мне нужно было прикупить на рынке.
Квартира досталась мне с мебелью. Кухня, хоть и маленькая, была неплохо оборудована, но большой готовки я пока еще на ней не затевала. В буфете я нашла тяжелую толстостенную сковороду и среднюю по размеру кастрюлю. Но уместить их обе на крошечной плите не удалось. «Придется готовить все по отдельности», – вздохнула я.
И на какой-то миг представила себя готовящей на плите AGA на кухне в Розмере. Что, если не оснащать ее по последнему слову техники, а поставить в ней большой деревянный стол и несколько буфетов со множеством полочек и в задней стене сделать новый проем для застекленной створчатой двери с видом на поля? Перед глазами возникла сцена: ко мне пришли на ужин друзья, и мы, попивая вино, любуемся закатом. Ее быстро сменила другая картина: за большим столом собралась большая, дружная семья. Моя семья…
Это видение пробрало меня. Я внезапно осознала: усадьба в итоге могла стать мне домом. Может быть, не вся – кому охота жить в тридцати семи комнатах? Но часть ее точно. Меня снова захлестнуло возбуждение. И я вдруг подумала о Ренате, своей подруге-дизайнере, три года назад переехавшей в Нью-Йорк и тем сильно расстроившей меня. Мы, естественно, поддерживали отношения, но дружба, разделенная всем поперечником материка, совсем не та, что дружба двух людей, живущих по соседству. Но Ренате пришлась бы по душе идея превратить старинную усадьбу в уютный и гостеприимный дом. «Надо будет ей написать», – сделала я зарубку в памяти.
Внезапно оказалось, что мне слишком многое нужно упомнить. Я обдумывала столько разных идей и предложений, что уже просто ум за разум заходил. Так мой мозг работал всегда – сотни задач прокручивались в голове одновременно. Но когда дело доходило до такого, возникала необходимость все упорядочить.
