– Здравствуйте. Рада с вами познакомиться, – проговорила я, приблизившись.
И протянула миссис Малакар руку, пока Пави представляла нас.
– Ма, это Оливия Шоу, графиня Розмерская. Оливия, это моя мама, миссис Малакар.
Несмотря на бугристые, вывернутые пальцы, миссис Малакар крепко пожала мне руку:
– Как поживаете?
– Я очень рада нашему знакомству, – повторила я. – Ваша семья так добра ко мне! И помогает во всем, с момента моего приезда.
На лице миссис Малакар не отобразилось никаких эмоций. Словно она натянула на него непроницаемую маску, на которой блестели одни глаза. А у меня возникло ощущение, будто вся кожа, пропитанная запахом Самира, заискрилась отметинами от его прикосновений. Разве мать могла этого не заметить? Слегка запаниковав, я обратилась к Пави:
– Как спаржа?
– Я обо всем договорилась. Сегодня же пойду за ней.
– Это хорошо.
– А вы свою приготовили?
– Нет. Столько событий произошло. Я потом вам расскажу, – стиснув руку Пави, я опять попыталась двинуться к выходу.
– Вам нравятся романы Самира? – спросила миссис Малакар.
Как ни старалась я сохранить спокойствие, но щеки все равно зарделись. Взгляд упал на книги, выглядывавшие из сумки.
«Игра началась?» Сделав вдох, я встретилась с нею глазами:
– Я еще не знаю. Но собираюсь их прочитать, чтобы составить мнение.
На этот раз я абсолютно четко «считала» выражение на ее лице. Это было презрение.
Моего ответа ждали так много звонков и электронных посланий, что тратить массу времени на переживания из-за матери Самира и ее отношения ко мне я попросту не могла. Я связалась с бухгалтером; тот перезвонил мне через несколько минут. «Не слишком хороший знак…»
– Леди Шоу, – заговорил он нарочито официально. – Боюсь, у меня для вас плохие новости.
Я присела, положив перед собой блокнот:
– Слушаю вас.
– Мы просмотрели отчеты, которые вы нам предоставили. К сожалению, кроме текущих доходов от ренты и прочей деятельности в поместье, на счетах нет ни фартинга.
«Фартинга… – повторила я заторможено. – Надо же было выбрать такое слово!»
– Я не вполне вас поняла. Деньги поступали на те счета почти сорок лет. И я уже свыклась с мыслью, что «индийские деньги» не найти. Но что с рентной прибылью за все эти годы? Куда пошли инвестиции и…
– Канули, – прокашлялся бухгалтер. – Все эти деньги постепенно выводили в течение десяти с лишним лет. Неясно, кто этим заправлял. Но я склонен подозревать, что ваши смотрители и мистер Хавер были в сговоре. Ну, и в доле, естественно.
Я повернула голову, пытаясь снять напряжение в шее.
– Хавер уехал. Я заходила вчера к нему в офис. Он в отпуске на Мальорке.
– Скорее всего, попросту сбежал отсюда.
Я замолчала надолго, не в силах вымолвить ни слова и отчаянно пытаясь собраться с мыслями. У меня, конечно, были подозрения, но от осознания того, что Хавер сбежал, сумев меня надуть, в груди вспыхнула ярость. Каков негодяй!
– В таком случае… Какие у меня варианты? Мне хотелось бы вернуть деньги, но раз это не получится, есть ли у меня шансы привлечь их к уголовной ответственности? Я могу обратиться в полицию?
– Конечно. Но я и сам со всем этим разберусь. Как ваш уполномоченный бухгалтер-ревизор. Вам нет надобности заниматься такой грязной работой, – мой собеседник выдержал паузу. – Хотя я очень сомневаюсь, что вы вернете хоть какую-то сумму. Лучше двигаться вперед, исходя из данности.
– Двигаться вперед… – эхом отозвалась я.
– Вы будете и дальше получать рентные доходы, а они составляют от пяти до семи тысяч фунтов в месяц. Довольно кругленькая сумма. А у вас, думаю, имеются и другие источники дохода. Что до меня, я буду рад вам помочь, чем смогу.
– Благодарю вас. Я действительно вам очень признательна. Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы привлечь мошенников к ответу.
Я нажала «отбой». Но из-за нового предательства все тело била дрожь.
И не только из-за предательства, но и потери. Если все счета опустели, мне надо было найти деньги в другом месте. Возможно, копии картин могли вывести на что-то еще, но рассчитывать на это я не могла.
По факту у меня остались только деньги от продажи маминого дома в Уэст-Менло-Парке. Я встала, подошла к окну и выглянула на главную улицу, уже начавшую оживать солнечным утром. Женщины в цветастых платьях и мужчины в одних рубашках спешили по своим делам.
Поддавшись импульсивному порыву, я набрала номер гостиницы. На звонок ответила Сара.
– Здравствуйте, Сара. – сказала я. – Это Оливия Шоу. Скажите, у вас случайно не проживает гость по имени Грант Казлаускас?
– Проживает. Он ваш друг?
– Не совсем так.
– Ох, мне сразу стало легче! Он – не слишком приятный мужчина, правда?
– Правда, – подтвердила я, удивляясь, как долго я этого не замечала. Или Грант когда-то был хорошим, а сейчас испортился? – Спасибо, Сара.
Завершив разговор, я написала письмо маминому агенту с просьбой прислать мне цифровые копии всех ее работ или те, что у нее имелись. Затем приняла душ и облачилась в наряд, который больше всего нравился Гранту – тонкую белую льняную блузку из «Антрополоджи» поверх кружевной сорочки и джинсы, уже плотно облегавшие мои бедра и ноги, хотя в последний раз, когда я их одевала, они сидели свободнее.
То, что я еще прибавила в весе, не добавило мне уверенности. Взглянув в крапчатое зеркало в ванной своей маленькой унылой съемной квартиры, я увидела почти сорокалетнюю женщину с гусиными лапками у глаз и большим задом, которая переоценила свои силы.
«Но мама же хотела, чтобы я приехала в Розмер…» Из всех людей в этом мире мама единственная любила меня беззаветно и безусловно. Все, что она сделала в свой приезд сюда прошлым летом, должно было мне как-то помочь.
«И я сегодня постараюсь оправдать ее ожидания! И плевать мне на чужое осуждение или неодобрение!»
Даже удивительно, как преобразила меня эта установка. Словно я теперь глядела на себя в зеркало глазами мамы. И я вновь подумала о Самире. Вспомнила, как он меня целовал, как будто бы его поцелуи были волшебным эликсиром молодости, а прикосновения его губ – лишь способом вкусить его. Я вспомнила его искреннее, благоговейное восхищение моим телом. Подумала о том, как хорошо мне было рядом с ним.
Презрительная надменность его матери попыталась напомнить о себе, испортить мой настрой, но я от нее отмахнулась. Я любила Самира, и он любил меня. Я была в этом уверена! Он был пленен мной не меньше, чем я была им зачарована. И именно это – огонь нашей взаимной любви – мне нужно было в себе носить. И этим огнем должно было озаряться мое лицо при встрече с человеком, бывшим любимым, а ставшим врагом.
