Покинув кухню, я бодрым шагом пересекла буфетную и оказалась в столовой зале, которая теперь – когда окна освободились от пут девичьего винограда – выглядела гораздо более привлекательно. На стенах пока еще оставались пятна плесени и глубоко въевшейся грязи, но уже можно было себе представить, как она будет выглядеть после ремонта. То же было и с гостиной – многостворчатые окна с вертикальными стойками занимали всю площадь стены; из них открывались живописные виды на поля. Воображение тут же стало рисовать мне десятки вариантов, как сделать ее еще интересней и красивей.
Приблизившись к лестничному маршу, я услышала и голоса рабочих, и ритмичное постукивание их инструментов. Казалось бы, все это должно успокоить. Но нет! Ноги приросли к полу у основания лестницы. Под потемневшим предгрозовым небом яркие цвета витражного окна помрачнели. И у меня вдруг возникло странное ощущение: как будто они меня осуждали! Из поврежденного северного крыла повеяло холодом. Я вскинула глаза вверх: это призрак или надвигающаяся гроза?
Внезапный шум за спиной заставил меня резко развернуться. Длинношерстный черно-белый кот – слегка потрепанный, но совсем не страшный – сказал мне:
– Мяу!
– Решил со мной сегодня поболтать? – спросила я, но не сдвинулась с места из опасения, что он убежит. – А я тебе ничего поесть не принесла. Но в следующий раз непременно захвачу с собой что-нибудь. Что ты любишь?
Кот неторопливо-вальяжной поступью подошел ко мне, словно был домашним питомцем, а не одичавшим зверьком, и потерся о мои ноги.
– Умница! Спасибо, – я позволила ему покружить с минуту вокруг своих щиколоток. – Разрешишь мне себя погладить? – кот посмотрел на меня огромными золотистыми глазищами и опять мяукнул.
Я наклонилась и погладила его. Довольный кот выгнул спину.
– Ты такой дружелюбный! Может быть, поможешь мне сделать одну вещь, а то я трушу?
Как будто поняв, о чем речь, кот начал подниматься по лестнице. На полпути он замер и оглянулся.
– Иду-иду! – я последовала за ним, вздрагивая от малейшего скрипа ступеней. На площадке я остановилась и посмотрела вниз, потом вверх и на галерею. И снова все прочувствовала: время, жизни, поколения. Я представила себе, как стояли на этом месте первый граф Розмерский, преисполненный гордости за свои достижения, а позднее женщина, воспользовавшаяся своей связью с королем Чарльзом, чтобы спустя несколько веков я смогла унаследовать это поместье. «Надо будет найти ее имя и запомнить», – сделала я в памяти зарубку. И тут же вообразила Рождественские празднества 1690-х годов и балы в Георгианскую эпоху, дни траура и дни рождения, а между ними – повседневную жизнь. Завтраки, званые обеды и ужины, торжественные приемы, слуг, домашних питомцев.
На душе стало спокойнее. Все это так или иначе принадлежало мне. И все прежние владельцы были связаны со мной незримой нитью преемственности.
Мамина комната и спальня Виолетты находились в разных концах дома. Мамина комната – в юго-западном углу, спальня бабушки – в северо-восточном. И вели к ним противоположные коридоры. Я заставила себя дойти до комнаты Виолетты и заглянуть внутрь. При виде почти пустого помещения мне стало грустно. Даже тоскливо, как будто бабушка еще совсем недавно была жива, и вдруг ее похоронили. Несколько секунд я молча озирала пустые стены. Присоединившись ко мне, кот задрал мордочку, но вскоре, явно потеряв интерес, убежал.
Я направилась в другое крыло. В этой части дома голоса рабочих звучали приглушенно. И разрушения на этом этаже были самые сильные. Здесь находилась и спальня, в которой случился пожар, и ванная с обрушившимся потолком. Подойдя к маминой комнате, я открыла дверь и вновь убедилась: она была очень скромной в сравнении с другими помещениями.
И, конечно же, мама забрала с собой все свои вещи. Ну, или некоторые из них. Я распахнула створки гардероба. После нескольких сухих дней они подались немного легче, и лохмотья истлевших платьев все еще висели внутри. В верхнем ящике комода я нашла мамины платочки, изъеденные молью. И стала методично выдвигать все остальные ящики в поисках того, что она могла положить туда для меня. В предыдущий раз комод осмотреть не удалось, но сейчас его ящики, хоть и залипали, но выдвигались. Увы, они были пусты.
Проклятие! Я огляделась по сторонам. Кровать аккуратно заправлена… Внезапно я осознала, что покрывало на ней не было ветхим и драным. Да, оно было старое, но не сгнившее. Я быстро пересекла комнату и сдернула его. В самом центре кровати лежала открытка с изображением моста Золотые Ворота, мерцавшего под радугой. Мое сердце сжалось. Дрожащей рукой я взяла открытку и перевернула ее.
На обороте маминым тонким, неразборчивым почерком было написано: «Умница, моя дорогая! Никогда не забывай, что на конце радуги может быть спрятан горшочек с золотом».
Я нахмурилась. Что имела в виду мама? Уж не золото ли в доме в Уэст-Менло-Парке? Может быть, она и там что-то припрятала?
– Вот тебе раз! – громко воскликнула я, и неведомо откуда взявшийся кот спрыгнул с кровати и кинулся наутек. – Ой, милый, извини! Я не хотела тебя напугать, – с открыткой в руке я последовала за ним: – Киса, киса! Куда ты девался?
Но кота нигде не было видно. Чувствуя себя виноватой, я вернулась в комнату и снова внимательно осмотрелась. Вдруг я что-то еще пропустила? Могла мама спрятать в ней еще что-нибудь?
Мне вспомнилось, как Самир ударял по задней стенке гардероба – проверял, нет ли там прохода в Нарнию. А что, если его задняя стенка была ложной, или я чего-то там не заметила? Снова открыв шкаф, я попыталась сдвинуть в сторону платья. Но добраться до задней стенки у меня не получилось. Тогда я выгребла из шкафа большущую охапку платьев и переложила их на кровать. Несколько секунд я разглядывала юбки, отделку из бисера, изветшалый шелк и представляла, как выглядела в этих нарядах – еще новых и целых – мама. Мой взгляд привлекло красное вечернее платье. Вытащив его из кучи, я расправила ткань. Декольте было глубоким, но деликатным. Платье, должно быть, смотрелось на маме волшебно!
И с виду оно тоже не пострадало от времени. Я отложила платье в сторону. «Может, стоит проверить одежду и в комнате Виолетты? Может, не все вещи истлели?» Я не надеялась влезть в мамино платье. Но от многих слышала, что с бабушкой мы были схожей комплекции. Меня охватило странное, трепетное волнение.
Проведя ладонью по подолу красного платья, я подумала о Пави. Она была стройной и изящной. «Может, она влезет в какой-нибудь из этих винтажных нарядов? А в красном платье она бы выглядела потрясающе!»
Вернувшись к гардеробу, я отодвинула остальные вещи в сторону и осмотрела заднюю стенку и пол. Ничего примечательного… Но на всякий случай я начала их простукивать.
«Дурочка» – посмеивалась я над собой, как вдруг задник шкафа немного подался. Вздрогнув, я надавила сильнее. Но задник кое-где прилип, а ухватиться за его край, чтобы притянуть к себе, у меня не получилось. Загнанная в тупик, я поискала глазами какой-нибудь инструмент. «Попробовать проволочную вешалку? Нет, она слишком слабая, чтобы отогнуть задник».
