– О ком? – спросила я, но этот короткий вопрос мне дался с трудом.
– О моей матери и вашей бабушке. Об их любовной связи.
Я посмотрела на Самира.
– Ты знал об этом? Все это время? Мы с Оливией нашли фотографии… весьма недвусмысленные…
– Еще ребенком я застал их целующимися. Мне было всего шесть или семь лет. Но я уже понимал, что женщины-подруги так не целуются, – Харшад покачал головой. – Они скрывали свои отношения всю жизнь… – словно вынырнув из глубокого прошлого, он вдруг вскинул голову: – Но Роджер обо всем узнал и всех обрек на страдания… Он шантажом принудил Виолетту сочетаться браком с мужчиной. Моя мать пришла в бешенство. И тоже вышла замуж. Потом на свет появились два маленьких человечка: ваша мама, да я. Но наши мамы… – развел руками мистер Малакар. – Они были такими одинокими… друг без друга.
Мне казалось, что за прошедшие месяцы я выплакала все слезы. Но эта история подняла во мне целую бурю эмоций. Лишила дара речи, но не слез. Они ручьями заструились по лицу. И мистер Малакар, кивнув, протянул мне пачку бумажных носовых платков.
– Я понимаю вас, – пробормотал он.
– А я-то беспокоился, как ты это воспримешь, отец, – сказал Самир.
– Не ваше поколение изобрело мир, сынок.
Эмоции продолжали изливаться из моих глаз слезами, и я, как можно ниже, склонила голову:
– Дайте мне минуточку. Я сейчас успокоюсь…
Бедная моя мамочка! Сколько же ей пришлось пережить! Ради меня она даже от своего любимого отказалась!
– Мама… – всхлипнула я и не договорила.
– Оставьте нас одних, – велела мужу и сыну миссис Малакар.
Я поняла, что они вышли, но поднять головы не смогла. И перестать плакать тоже. Я оплакивала мамино несчастье и свое – наверное, несостоявшееся – счастье. С губ слетел горестный вопль.
Рука миссис Малакар опустилась мне на спину.
– Мне так ее не достает…
– Она всегда с вами. Мать никогда не оставляет свое дитя.
Не в силах подавить внезапную икоту, я еще ниже опустила голову.
– Простите меня, – пробормотала я. – Я не знаю… почему… я просто не могу… остановиться.
– Время смеяться и время плакать… – невозмутимо заметила миссис Малакар. А ее рука медленно закружила между моими лопатками.
Да, пришло время плакать. И я плакала по бабушке и Нандини; по Санви, погибшей и пропавшей такой молодой; и по маме, которая всю жизнь несла такое тяжелое бремя, но ни словом не обмолвилась о нем.
Наконец, я подняла голову:
– Она уехала в Америку и была там счастлива. Она оставила все это позади и стала другой…
Миссис Малакар подала мне тканевую салфетку, и я вытерла лицо.
– Это было смело. Я не знала эту историю. Только чувствовала, что между мужем и вашей матерью что-то было. Я думала, они были любовниками, – покачав головой, миссис Малакар убрала с моего лица волосы. – За преступления мужчин всегда расплачиваются женщины.
– Я даже старше, чем полагала, – кисло усмехнулась я.
Миссис Малакар сцепила руки на коленях. И кивнула:
– Вам следует сказать это Самиру. Но я не думаю, что для него это имеет значение. Он самонадеян и своенравен как лорд, – мать Самира прикоснулась к браслету на моем запястье, браслету Нандини: – И, пожалуй, в свете всех этих событий, это не так уж и важно.
Я кивнула.
– Спасибо вам за все, – сказала я и, сделав глубокий вдох, добавила: – Мне нужно кое-что сделать.
Самир с Харшадом ждали внизу, в уже закрытом ресторане.
– Мне жаль, что все так вышло с вашей матерью и сестрой, – сказала я.
– Спасибо вам. Мне тоже очень жаль вашу мать.
Я кивнула и вдруг осознала, что на кухне царила полнейшая тишина.
– А где Пави?
– Она закрыла ресторан. А куда ушла, я не знаю.
– Вы не попросите ее позвонить мне, когда она вернется? – Когда мистер Малакар кивнул, я повернулась к его сыну: – Самир, ты отвезешь меня домой? Мне нужно кое-что сделать.
Лицо Самира озарилось нежностью, и все пространство между нами заполнили слова, сказанные нами друг другу утром.
– Отвезу.
В машине Самир сказал:
– Тебе все же следует освоить левостороннее вождение. Если ты решишь остаться, конечно…
Я была настолько истощена усталостью и эмоциями, что смогла лишь кивнуть и откинуть голову на подголовник:
– Мне нужен перерыв в делах, на пару дней. Я так устала…
– Если ты устала, – резонно рассудил Самир, – Тебе надо выспаться.
– М-мм, – я погрузилась в полудрему еще до того, как мы выехали с парковки.
По прибытии на место Самир проводил меня до двери:
– Ничего не делай. Ложись сразу спать!
Я кивнула и, пошатываясь, направилась в свою новую спальню.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Было утро, когда я проснулась – с пересохшим ртом и легким головокружением от того, что накануне толком не поела. Но, поспешив в ванную, я осознала, что в голове у меня прояснилось: туман рассеялся. Приняв душ и вымыв волосы, я приготовила себе на завтрак яичницу с беконом и тостами, а в новеньком френч-прессе заварила кофе, добавив в него настоящий сахар и сливки. Так, как я любила!
При всем своем праведном негодовании, я не удержалась и заглянула в конверт Алекса. Его предложение, действительно, было солидным. Все равно, что сорвать джек-пот в лотерее. Мне никогда бы не пришлось работать. Я смогла бы купить себе большой дом на море, рисовать и путешествовать, куда бы ни пожелала.
Я зажила бы лучше, чем в самых смелых мечтаниях.
А на другой чаше весов находилась усадьба. Поместье. Земля и люди. Мама прошла через столько мытарств и тягот, чтобы увезти меня сначала из Розмера, а потом вернуть. И я все еще не вполне понимала, почему. Почему она хотела, чтобы я сюда вернулась? Почему не дала старым развалинам сравняться с землей?
И еще этот пожар… Я еще не оценила его последствий.
Перед тем, как что-либо решить, мне следовало разобраться во всем – в том, что случилось в Розмере прошлой ночью, что происходило в нем две недели, десятки, сотни лет назад. А единственным способом это сделать было набраться смелости и осмотреть усадьбу. Самой!
Ход с кухни оказался заблокирован. Я заглянула в окно. Дымовые пятна не позволили рассмотреть все тщательно, но повреждения получили и стены, и потолок.
Обходя дом, я дотрагивалась до камней, заставлявших его сверкать; под ногами хрустели сосновые иголки и листья, к аромату которых примешивался душок увядания и тлена. Окна первого этажа тянулись над моей головой, и в попытке понять, пострадали ли они от огня, я то и дело поднимала глаза вверх. Но с земли окна казались целыми.
