Ельцин посмотрел на Алиева с неожиданным уважением. Алиев вдруг — первым за все годы, пока Ельцин был в системе — спокойно и открыто высказал то, что повторил бы каждый секретарь обкома, если бы не боялся. Пробивной, инициативный, горы свернуть может — но ворует. Что с ним делать? Сажать? А работать с кем? С тетями — мотями?
Вот и закрывали глаза. При Андропове— сами многие за это сели. Но проблема то — не решилась…
— Вот поэтому мне нужен на этом посту не прокурор. Прокурор не государственный человек, у него перед глазами одно только — закон. А нужно дальше смотреть, с государственной точки зрения. В теневой экономике есть не только воры. Есть люди, которые не смогли найти место в рамках системы — но делом доказали то что они могут организовывать, создавать, руководить. Сажать и расстреливать таких — правильно с точки зрения закона, но неправильно с политической, с государственной точки зрения. Таким людям мы должны давать возможность разворачиваться, работать честно. Тем более с учетом нового закона о кооперации, который вот-вот пройдет через Верховный совет.
…
— А с другой стороны, есть люди, которые на первый взгляд ни в чем не виноваты. Но и не сделали они — ничего. Занимают не свои места, расходуют без толку ресурсы, губят предприятия. Пусть они и не виновны — но таких надо вовремя выявлять, отстранять, возможно даже и сажать. Особенно, если эти люди находятся в системе власти. В обкомах, в горисполкомах, в руководстве союзных республик. И для этого тоже нужен человек с государственным подходом.
Ельцин вдруг понял, что ему предлагают. Если он согласится, то от его мнения будет зависеть судьба практически любого чиновника страны. Он будет судьей и карателем всей системы.
— Итак?
— Я согласен, Гейдар Алиевич…
— Вот и хорошо. Можете идти, вас вызовут. Пока о нашем разговоре — ни слова.
Ельцин неуклюже поднялся, пошел к двери…
— Борис Николаевич…
Ельцин обернулся, стараясь не показать, как его напугали эти слова в спину. Он был не из пугливых — на стройке управлялся с бригадами уголовников. Но Алиева — человека чужого, не русского и очень жесткого — он испугался. Такого не купить заверениями в собачьей верности — это для него само собой как для каждого восточного человека. Не споить — он не пьет. Чужой он. Русского в нем нет ничего — язык только. А в остальном — жестокий восточный хан, вооруженный самой передовой в мире идеологией…
Алиев смотрел на него
— Да, Гейдар Алиевич
— Как переберетесь в Москву, навестите Четвертое управление. Там профессор Погоян занимается интересными разработками… гипноз при лечении. Закодируйтесь от тяги к спиртному. И мне доложите, как сделаете.
…
— Сейчас не до выпивки. Много дел. Очень много дел..
Москва. Объект АБЦ (архивно-библиотечный центр) КГБ СССР. 30 июля 1988 года
Примерно в это же самое время — неприметная черная Волга — свернула к такому же неприметному забору без красной звезды с тогда еще двухполосной МКАД. Сидящая в машине женщина цинично отметила — надо же, хорошее место нашли себе чекисты, прямо рядом с «Лейпцигом»
[9]. Может, и отовариваются там же?
Ирина Липман не была воровкой в законе — она была простой заведующей секцией в Березке. Но это только потому, что закон запрещал давать воровскую корону женщине. Если бы не запрещал — то она несомненно, была бы Вором в законе.
Она с детства была умной. В девятнадцать лет выскочила замуж за 55-летнего еврея — ювелира и переехала из Баку в Москву. Закончила торговый техникум; связи супруга позволили сделать первые шаги на темных и скользких тропинках советской торговли, в которой должность рубщика мяса — престижнее должности профессора университета. Ветреный характер молодой жены стал причиной многих огорчений и скорой кончины пожилого еврея, после чего Ирина Липман окончательно освоилась в статусе «веселой вдовы» и начала двигаться уже сама, в короткий срок пройдя путь от заведующей отделом «Соки-Воды» до завсекцией в валютном магазине Москвы. А после падения Гришина и того, как наводился «порядок» в московской торговле, ей были открыты все пути наверх…
Да не судьба, видимо.
Обычно, советские торгаши стараются поддерживать хорошие отношения с ОБХСС и не высовываться — но не Ирина. Все-таки, она родилась не в Москве, она родилась в бакинских трущобах, а это что-то да значило. Именно она придумала Профсоюз — негласное объединение торговых работников для противостояния ОБХСС. Ведь как в Уголовном кодексе — за хищения от десяти тысяч — вплоть до расстрела. Но если есть система… иногда если пришла ревизия — ночью, срочно, могли закинуть на базу машину, две машины товара — под честное слово, под гарантии нелегального профсоюза. Понятно, что с документами не порядок будет — но за пересортицу не расстреливают. Понятно, что те, кто состоял в этом Профсоюзе — должны были скидываться на общий котел и скидываться немало. Но так всё же лучше, чем расстрел и конфискация…
И получалось — что тот, кто хотел жить и работать — просто НЕ МОГ НЕ ВОРОВАТЬ, Система того не позволяла.
Ирина же — за счет своих старых, еще кавказских связей — была одним из ходатаев торгового мира Москвы перед Ворами.
Воры же — в середине 70-ых вдруг осознали одну вещь — что если ограбить квартиру советского работяги или инженера — он заявит в милицию. А если ограбить дельца — то взять можно намного больше, а в полицию делец не заявит. Отвечать на вопросы, откуда у него такие богатства, он не захочет, да и расстанется с нажитым намного проще. Легко пришло— легко ушло. Наворует еще…
Потом — и до самых отмороженных дошло, что вместо того, чтобы грабить квартиру дельца, можно ограбить самого дельца. А если делец не хочет делиться — можно ему утюг на живот поставить, и он опять же — не заявит. Первому — такая идея пришла в голову Вячеславу Иванькову по прозвищу Ассирийский зять. Он же вор в законе Япончик.
Но постепенно — и воры и торговцы пришли к тому что конфликтовать — невыгодно. Для воров — ежемесячные поступления в общак от торговцев оказались выгоднее чем самим подламывать их квартиры. А торговцы не только избавились от перспективы утюга на животе. В торговом мире постоянно заключаются сделки, кто-то кому-то дает в долг и бывает что не возвращают. Тот кто давал в долг — в милицию не пойдет, чтобы не объяснять, откуда деньги — а ворам ничего объяснять не надо. Попавшим в тюрьму торговцам — воры тоже могли оказать действенную помощь. Засылайте побольше грева — и никто вашего не тронет, устроится работать хлеборезом и будет жить как у Бога за пазухой. За решеткой — слово воров закон.
