Аслан показал точки контакта, рассказал, где можно будет встретиться, не привлекая внимания.
— И еще, — сказал он, когда они уже ехали в Вюнсдорф, — жены генерала опасайся. Это я тебе так. Дружеский совет.
— Это почему?
— Увидишь…
…
Игорь Львович Басин — фамилия у него, конечно, была другая, это был оперативный псевдоним — спустился в метро, помотался по пересадкам. У местной подземки кое-где ходили совсем еще старые вагоны — в них двери открывались руками. Очень удобно, когда в последний момент нужно выскочить на платформу.
На одной из конечных станций — он пересел на С-бан — городскую электричку. В последний раз проверился — вроде никого.
Хотя пока он не особо активничал, чтобы блох набраться
[20].
На следующей станции, — а электричка шла в центр, — в вагон сел пожилой мужик, про которого никто и в жизни не подумал бы, что он советский.
Басин выждал, потом пересел ближе.
— Ну, что? — спросил мужик.
— Работаем — ответил Басин.
— Как он тебе?
— Сопляк.
Мужик хмыкнул:
— Этот сопляк Афган прошел, и черт знает, что еще. В его деле пробелы — больше года.
— В нашем деле он сопляк.
— А только такой сопляк и пройдет.
Теперь скептически хмыкнул Басин:
— Зря ухмыляешься. Он уже третий. Напомнить, что стало с предыдущими двумя?
— Не напоминай.
— Вот-вот. А он — достаточно салага, чтобы обратить внимание на то, мимо чего пройдем мы. И достаточно опытен чтобы отбиться, когда его начнут убивать.
— Коля был КМС по самбо. Помогло?
— Не смеши. Хоть КМС, хоть МС — он убивать не умел. А этот умеет. Потому — может быть — выживет…
Несколько месяцев спустя. Дрезден. ГДР. 18 февраля 1989 года
Терпение, значит выносить невыносимое
Японская пословица
Иногда тебе кажется, что все настолько плохо, что хуже уже не будет. Когда ты висишь над пропастью на одной руке, когда у тебя остался последний рожок для автомата, а гортанный говор духов слышен совсем рядом. Но потом оказывается, что бывает намного хуже. Намного…
— Николай!
В Японии, в одном поселке недалеко от столицы жил старый мудрый самурай. Однажды, когда он вел занятия со своими учениками, к нему подошел молодой боец, известный своей грубостью и жестокостью. Его любимым приемом была провокация: он выводил противника из себя и, ослепленный яростью, тот принимал его вызов, совершал ошибку за ошибкой и в результате проигрывал бой.
Молодой боец начал оскорблять старика: он бросал в него камни, плевался и ругался последними словами. Но старик оставался невозмутимым и продолжал занятия. В конце дня раздраженный и уставший молодой боец убрался восвояси. Ученики, удивленные тем, что старик вынес столько оскорблений, спросили его:
— Почему вы не вызвали его на бой? Неужели испугались поражения?
Старый самурай ответил:
— Если кто-то подойдет к вам с подарком и вы не примете его, кому будет принадлежать подарок?
— Своему прежнему хозяину, — ответил один из учеников.
— Тоже самое касается зависти, ненависти и ругательств. До тех пор, пока ты не примешь их, они принадлежат тому, кто их принес.
— Николай!
Досчитав до семи и выдохнув, Николай вышел из машины. Пошел на зов.
— Ты что, заснул? Вот эти три коробки мы забираем.
— В багажник не войдут, — нейтральным тоном сказал он.
— Две назад поставим. Третью… господи, третью придется в багажник… не влезет…
Генерал — это не самая большая проблема. Проблема — это жена генерала. Дети генерала. Родители генерала. Родители жены генерала. И так далее.
Какие оперативные подходы ЦРУ? ОБХСС бы сюда.
Злата Иосифовна, молодящаяся торговая дама, лет шестидесяти с чем-то, а может и семидесяти с чем-то — завертелась как уж, прикидывая, как все-таки довезти добычу до военного городка. Потом они погрузят это в поезд, и поезд пойдет в Москву.
Кажется, приемники Грюндиг. В Москве — ходовой товар.
— Придется коробку пороть… господи…
Немец, учившийся у нас, и понимавший по-русски, понял проблемы покупательницы.
— Можем упаковать в две небольшие коробки, фрау.
— Правда? Вот хорошо-то… Николай, ты что стоишь? Тащи эти две в машину, давай, давай. Не стой столбом!
Николай взял коробку. Немец подмигнул ему… в ГДР такими делами занимались лишь те, кто получал на это неофициальное разрешение от партийных органов или Штази, секретной полиции. Несмотря на официально декларируемую дружбу, Штази следила за советскими военными и этот тип вечером наверняка напишет рапорт, как теща советского генерала занимается мешочничеством.
Все просто. Сюда — то, что здесь пользуется спросом: духи Дзинтарс, какие-то лекарства, какие у нас копейки стоят. Золото в украшениях. Обратно — Грюндиги. Навар… ну, наверное, раз пять, если не больше… В служебной квартире — барахло прямо ящиками стоит; наверное, придется до станции на грузовике везти.
Супруга генерала Половцева, Ирина Альбертовна — тоже, кажется, этим занималась, но без особой охоты. Скорее для матери, чем для себя. В Дрездене — он возил ее не раз — они бывали в картинной галерее, в опере. Покупала она в основном одежду — в ГДР была очень хорошая одежда и обувь. Делала она это с какой-то усмешкой… роза, выросшая на жирном перегное советской торговли…
Николай погрузил первую коробку, пошел назад. Злата Иосифовна и Маркус — так звали немца — разгружали коробку, перекладывая содержимое в две маленьких. Как только Николай вошел, Злата Иосифовна еще в дверях бросила на него взгляд — быстрый, хищный. Привычный.
Интересно, сколько же она так натаскала? Наверное, миллион есть — не меньше. Неужели не хватит?
Нет… таким — никогда не хватает. Никогда!
Честной она никогда не будет. Стыдить ее — что против ветра мочиться. Уговаривать не тащить — это все равно, что уговаривать ветер не дуть, а дождик не лить.
Ну, вот и что с такой делать?
— Иди, неси вторую. Мы тут… сейчас.
Торговаться будет…
Как без этого…
…
Еще через час — заехали в продуктовый — культурная программа тещи генерала в Дрездене была исчерпана. Проехав окрестностями, они выехали на трассу, ведущую в Вюнсдорф. Машин здесь было немного, но дороги почему-то лучше — и Николай довел стрелку спидометра до сотни. Волга — летела по старому, еще времен Рейха автобану, как по стеклу.
