— Другого выхода не было, — ответил Гейтс.
…
— Агенты молчат, Гас. Тому есть причина. Доверять нельзя никому. Кстати, Арлекина не было ни в одном документе — и он выжил. Заставляет задуматься, верно?
— Черт…
…
— Как вы общались с Арлекином? Какая была основа?
— Деньги.
— Деньги?
— Да, самое простое, — говорил Натирбофф, — началось все довольно случайно. Работали мы только через жену, всегда. Она спросила, не нужны ли мне старые журналы «Военной мысли»
[80]. До этого все было мирно и наивно — я продавал ей журналы «Плейбой» и «Хастлер».
— В СССР такой журнал стоит рублей пятьдесят, — сказал Гейтс, — эквивалент ужина в дорогом ресторане.
— Да знаю я. Сколько нам стоил Арлекин?
— Тысяч двести. Долларов. Но он того стоил.
— Если он тот, о ком мы думаем, то да.
Хэтэуей задумался.
— Если мы дадим понять англичанам, что мы заинтересованы в Половцеве, — они все поймут.
— Именно, сэр.
— Остается только одно. Признать, что у нас сквозит. Начать поиск крота. Связь с Арлекином у нас есть?
— Она всегда была односторонней.
— То есть, никаких экстренных протоколов…
— Ничего, сэр.
— Как велась работа с Арлекином?
— Готовились списки вопросов. На следующей встрече — забирали их и материалы.
— Какие материалы?
— Снимки документов. Военная мысль — номера журнала. Мы дали Арлекину несколько фотоаппаратов, в том числе скрытых.
— Документы проверяли? Может, это деза?
— Проверяли. Это не деза. Он никогда не отвечает на все поставленные вопросы — но та информация, что он дает — не деза, это проверялось неоднократно.
— А почему он не отвечает на все вопросы? Он что-то скрывает? Пробовали понять что?
— Нет, не рискнули. Информация об Арлекине могла распространиться.
— Арлекин, — сказал Натирбофф, — по его просьбе мы передали ему устройства для записи и несколько жучков. Регулярно получаем от него материалы. Большая часть шлак. Но иногда попадает такое, чему цены нет.
Заглянул один из офицеров.
— Кузены в холле.
Гаст взглянул на часы.
— Ну, что ж. Пойдемте, и попытаемся обвести вокруг пальца мастеров этого дела.
…
— Рано или поздно это дело с Арлекином утащит тебя в могилу — сказал Гейтс
Натирбофф ничего не ответил.
— Может, пора, наконец, сказать что Арлекин — это она, а не он?
— Чтобы завтра и она пропала?
— Сегодня ты соврал помощнику Директора. И не один раз.
— Плевать.
— Какого черта!? — резко сказал Гейтс — Нельзя смешивать личное и работу. Она наш источник, и это, прежде всего. Как ей удалось запудрить тебе голову, а? Может, она — «ласточка» и сейчас смеется над нами?
— Ты не хуже меня знаешь, что это не так. Благодаря ей мы имеем доступ к самой верхушке Советской армии. Мы знаем, о чем они думают. О чем мечтают. О чем говорят. Чего боятся.
— Мы знаем об этом с ее слов.
— Ты слушал записи.
— Они могли быть инсценированы.
— Хватит… — Натирбофф откинулся на спинку сидения. — Все это чушь собачья. Мы напуганы драконом и никак не желаем понять, что его больше нет с нами. Дракон скончался и из его пещеры смердит все сильнее и сильнее. Труп дракона гниет, его едят крысы. А мы все еще рассказываем друг другу сказки. И знаешь, почему? Потому что мы не можем себе представить, как нам жить без дракона. Он нам нужен для того чтобы оставаться самим собой. Ронни с его Звездными войнами. Военно-промышленный комплекс. Мы, наконец. Ты понимаешь, что мы станем не нужны ровно тогда, когда первый человек войдет в пещеру…
— Чем она тебя так зацепила? Впрочем, я догадываюсь.
— Брось — вяло отозвался Натирбофф — она идейный борец. У нее тоже все отняли. У ее дедушки было дворянское достоинство, земли, крестьяне, он строил фабрики. Пришли большевики и отняли всё, а в квартиру к ним подселили с десяток семей рабочих. Если бы не революция, они, их семья — были бы миллионерами. Self-made man в американском стиле.
— Я бы ей не доверял.
— Перестань, она доказала свою лояльность Соединенным штатам. Русские никогда бы не пошли на передачу таких материалов, какие передала она. На кого опираться, на эту интеллигенцию? Которые и вызвали в России революцию? Я, кстати, был на Кавказе. Стоял на руинах своего дома. Это был большой дом. Если когда-нибудь большевиков удастся уничтожить, я смогу вернуться. Возделывать табак. Разводить скот. Можно будет прекратить эту всю войну в Зазеркалье.
— Да ты романтик.
— Нет. Я как раз реалист… Когда-то это должно кончиться. Просто должно кончиться. Иначе ни в чем нет смысла, понимаешь, да? Нельзя воевать, если знаешь, что не победишь. Что победы не будет.
Пуллах, Германия. Март 1989 года
Обратно Роберт Гейтс летел как можно быстрее. Конечно, самое быстрое — «Конкорд» — было ему недоступно, бухгалтерия никогда бы не оплатила билет на «Конкорд» даже для директора ЦРУ. Потому — он полетел беспересадочным, из Хельсинки. Но не в США.
По пути он думал, что делать.
Мурат влип по полной — то, что он наговорил вполне достаточно для служебного расследования и дисциплинарной комиссии с вполне реальной перспективой увольнения из ЦРУ. Уже тот факт, что он не подал рапорт, не внес агента в список — достаточно серьезное нарушение. Хотя это косвенно подтверждает то, что говорил о ней Мурат, что она идейная.
Идейный агент. Это самое опасное в работе. Гораздо проще, когда основой сотрудничества служат деньги — ты платишь за информацию и получаешь ее. Идейный агент чаще всего приходит к идее сотрудничать с иностранной разведкой после длительных и мучительных размышлений, после разочарования в родной стране. Но страна остается родной. Потому никогда не знаешь, в какой момент агент может раскаяться и пойти с повинной в контрразведку. А там первое, что сделают, — попросят назначить встречу куратору…
Может, покушение на них — итог как раз этой встречи? Да нет, никак не вяжется. Если бы его взяли в Ленинграде, то у русских многие полковники стали бы генералами.
Остается только одно — Мурат прав и она действительно готова вредить Советам и мужу заодно. Но вопросы все равно остаются…
Директором ЦРУ в то время был Уильям Уэбстер, федеральный судья апелляционного суда. Это единственный человек в истории США, который был и директором ФБР, и директором ЦРУ.
