Клаву немного покоробил веселый рассказ, как Флавиан с рулеткой измерял длину тела кентавра, лазя у того под брюхом, чтобы убедить его, что с суккубой они сумеют «найти подход» друг к другу. С другой стороны, тот же Флаф заверил робкого приятеля, что на первом свидании с ним ничего смущающего не случится, ибо, по словам инкуба, порядочные девушки больше всего в отношениях любят разговоры и романтические походы по кафешкам и театрам, а к поцелую допускают кавалеров не раньше, чем на третьей встрече. То есть, выходило, что сегодня Эдди секса не предвидел, поэтому вел себя относительно спокойно и общаться с суккубой не боялся. Клава решила, что это очень мило. На самом деле очень-очень мило!.. Вот только у нее не было настроения идти в театр, а потом тратить еще несколько дней на уламывание невинного юноши. Если уж соблазнять беднягу, то быстро, чтобы не успел передумать и сбежать, а то ведь эдак и впрямь весь график обучения себе испортит от чрезмерной стеснительности.
И только она задумалась, как бы помягче ему намекнуть, чтобы вместо театра он пригласил ее к себе, как произошло нечто любопытное.
— Тревога! Тревога! Всем посетителям срочно укрыться в помещении! — запищали и засуетились официанты.
Посетителей в кафе было, к счастью, немного. Кроме Эдди и Клавы только парочка негуманоидных каракатиц за соседним столиком угощали друг друга с ложечки фруктовым льдом. Взволнованно замельтешив множеством ног, каракатицы поспешно зашли за официантами в здание.
— Что случилось? — завертела головой Клава.
— Нам тоже нужно укрыться, — озабоченно зашептал Эдди, да от волнения запутался ногами в лавке, на которой сидел. — А, уже поздно, они слишком близко. Спрячемся за столом, может, на этот раз обойдется.
Он настороженно смотрел куда-то в сторону цветочного ларька, вытягивая шею. Справившись с ногами, присел прямо на землю между столом и стеной здания. И потянул к себе Клаву, заставил сесть на корточки позади себя.
— Да что там? — не унималась суккуба, против предупреждений выглядывая поверх кентавра и стола.
Оказалось, улочку переполошил уже известный Клаве дроу. Он выбирал в цветочном ларьке роскошный букет белых роз, и было видно, что перепуганный продавец был бы рад тоже спрятаться, но отказать покупателю не имел права.
Дверь в кафе, откуда выглядывал пучок официантов, захлопнулась, когда на другом конце улицы показался светлый эльф, тоже прекрасно знакомый суккубе. Заметив дроу, эльф радостно помахал рукой и перешел с быстрого шага на легкий бег, его явно несли крылья любви. Дроу торопливо расплатился, мигнув коммуникатором на запястье, и тоже поспешил навстречу.
— Ложись! — обнял и прижал Клаву к стене, закрыв своим телом, Эдди.
Клава при таком раскладе ожидала не меньше, чем атомного взрыва. Однако ничего не произошло. Она настороженно прислушивалась секунду-другую, затем спросила шепотом:
— Какого черта, а? Отпусти, мне дышать трудно!
Эдди неохотно выпустил ее из рук, опасливо обернулся на парочку: так и есть, бесстыжие эльфы обнимались и увлеченно целовались посреди улицы, совершенно не замечая ошарашенных взглядов со всех сторон.
Когда спустя утомительную минуту лобзний парочка разлепилась и, держась за руки, ушла в сторону района, где жил светлый, Эдди наконец-то объяснил ей, что это было.
А была у этих эльфов драма жизни, дотягивающая до шекспировской трагедии! Оба влюбились друг в друга с первого взгляда и без оглядки. И не помешало то, что светлый работает учителем в Школе, а темный поступил студентом в Академию. Гораздо проблемнее было то, что светлый владел магией воздуха, а темный — даром огня. Каждый по отдельности они прекрасно управлялись со своими стихиями. Но стоило этим двоим сойтись вместе, как самообладание обоих куда-то испарялось. Взаимоподпитывающая стихийная магия вырывалась из-под контроля. Со вспышками страсти вокруг них в буквальном смысле слова в воздухе вспыхивали испепеляющие всё и вся клубы пламени, трещали молнии, кружились воронки раскаленной плазмы, и так далее, и тому подобное. Весь городок не остался безучастен к истории их поистине пылкой любви.
— Интересно, что с ними случилось? — недоумевал Эдди, и все вокруг, кроме Клавдии, разделяли его любопытство. — Почему-то сейчас ничего не взорвалось и не сгорело. Странно! Неужели они наконец-то нашли способ мирно уживаться? А то ведь даже съехаться и жить вместе не могли, несчастные!
Клава догадывалась, в чем причина изменений, но предпочла промолчать.
Пока все вокруг делились своим изумлением, она незаметно для кентавра вылила себе на подол чай — цветочный, оставивший ярко-розовое пятно на светлой ткани. Суккуба решила пожертвовать одеждой, но выиграть во времени. И, улучив момент, громко огорчилась, «заметив» «случайно» опрокинувшуюся чашку, «к счастью» не разбившуюся. (Конечно, чашка не могла разбиться, если она сама ее аккуратно поставила на землю, а скатерть на столе слегка перекосила для достоверности — якобы в панике чуть стол не перевернули.)
Под ее настойчивыми намеками Эдди краснел, мялся, сомневался, но всё-таки уступил натиску и пригласил даму к себе домой, чтобы поскорее застирать несчастное пятно. Это Клаве и нужно было — хороший повод оказаться в комнате кентавра, щеголяя в нижнем белье. А дальше дело техники… так ей мнилось.
Однако девственник попался ей упрямый!
— Но ведь Флаф говорил, что порядочные девушки не занимаются этим на первом свидании! — откровенно паниковал кентавр, цепляясь за свою попону, от которой Клава целеустремленно пыталась его избавить для начала. — Флаф клялся, что у него все клиентки такие! Только каждая девятая после третьего свидания приглашает зайти к себе домой на чашку чая!
— Очень их понимаю, иначе лазарет был бы переполнен беременными студентками. А я не порядочная девушка, я суккуба, не забывай, — хищно улыбалась Клавдия. От этого сопротивления в ней проснулась охотница — в данном случае за копытной дичью, в смятении моловшей ерунду.
Суккубе удалось загнать парнишку в его спальню. Там половину комнаты занимала низкая лежанка, застеленная ворохом пестрых одеял и пледов, а так же в другом углу имелся стол для уроков, при котором был стул, по конструкции похожий на кушетку-козетку на колесиках.
— Что же на тебе так много одежды! — сетовала суккуба, гоняясь за пони кругами по лежаку, который оказался на удивление очень крепким.
— Показывать посторонним шерсть на своем теле — это верх неприличия! — упорствовал девственник.
— А разве грива — это не шерсть тоже? — ехидничала Клава.
Ей уже удалось лишить его попоны, оставшейся в гостиной, теперь она уцепилась за «шаровары» с молнией на спине. Вжикнуть застежкой от талии до хвоста не составило труда — и кентавр завалился на постель, стреноженный собственными штанинами.
— Грива — это украшение! Вот ты ведь не хочешь сверкать лысиной? А подмышки наверняка бреешь! — перевел стрелки кентавр.
Клава восприняла это как сигнал согласия — и сбросила с себя лифчик. Пони перестал дрыгать ногами и запыхтел, не зная как бы совладать с собой и отвести взгляд от ее грудей и ярких ореолов сосков. Усмехнувшись, суккуба теперь без помех избавила его от полуспущенных штанов, заметив, что нижнего белья парень не носит. Затем она сняла с себя трусики, едва не повергнув юношу в нервный обморок. Забралась на лежащего на боку кентавра, оседлала его конскую часть — и занялась застежками на его жилете и рубашке. Парнишка нервно дергал раздувающимися ноздрями, косился на нее выпученными глазами и мучительно краснел — ведь на этот раз она села на него не по-дамски, а обхватив широко разведенными коленями. Клава едва держалась от смеха, до того ей было весело. И щекотно! Было щекотно и ужасно приятно ощущать внутренними сторонами бедер и ягодицами короткую мягкую шерстку, покрывающую всю конскую часть кентавра и заходящую на торс до груди, словно бархатный корсет.
