Когда же Сирена вдоволь наигралась с ее ногами и раздразнила до тяжелого желания то, что между ног имелось, она передала ошеломленную суккубу в руки Стива. А сама уплыла на другой конец бассейна в объятия хмурого инкуба.
— Смотри на меня! Не отводи взгляда! — со смехом приказала Сирена.
И Клава смотрела. Ощущала, как по телу скользят сотни присосок, как ее гладят мужские руки и прохладные щупальца — и смотрела только вперед, на русалку, лопатки и шею которой целовал инкуб, мял ее груди умелыми пальцами, ласкал живот, спускаясь ладонью ниже — к раскрывшейся ниже пупка щели. Эта щель, бесстыдно алая на фоне зеркально-стальной чешуйчатой рыбьей шкуры, словно загипнотизировала Клавдию. И еще взгляд инкуба из-за плеча русалки, темный, почти угрожающий.
Между тем и Стивен не терял время даром. Он тоже, прищурив глаза, поглядывал поверх головы Клавы в сторону второй пары любовников, и не прекращал дразнить жаждущее тело суккубы всеми своим конечностями, благо их было много — больше, чем привыкла Клава. Каждую грудь ее обвило отдельное щупальце, пройдя завитком под тяжелой округлостью, словно изображая экстравагантный бюстгальтер. Кончиками эти же два щупальца легли на ключицы, нежно поглаживая, слегка двигаясь, при этом присоски массировали кожу, а две особенно крупных накрыли припухшие соски, всасывая во влажную прохладу с необычайной силой.
Клава поначалу вздрагивала от непривычных ощущений от прикосновений, но очень быстро привыкла и расслабилась, откинулась на мускулистую грудь, кажущуюся сейчас такой надежной. Тем более Флавиан рядом, только протяни руку — так чего же ей опасаться? Клава раньше уже отдавалась порывам похоти, купаясь в чужих взглядах. Но почему-то делать это с вездесущим осьминогом в присутствии инкуба оказалось еще более возбуждающим. У нее дыхание срывалось от накатывающего волнами удовольствия, и непонятно было, что ощущалось кожей сильнее — приятно тянущие присоски или колющие взгляды.
Клава зажмурилась только тогда, когда Сирена взмолилась о большем и заставила инкуба войти в нее не только пальцами. Неожиданная молния злости уколола Клаву в самое сердце, скрутив нутро тугим узлом. В затуманенной голове мелькнуло удивление: неужели она так ярко прочувствовала ревность своего партнера? Или это чувство родилось в ней самой?
В тот же момент и Стив, не выдержав долгой прелюдии, проник в тесные отверстия в теле суккубы кончиками щупалец — в рот, в лоно, в анус. Клава вскрикнула бы, но из горла вырвалось лишь сдавленное мычание от кайфа наполненности. Щупальца терлись внутри, массировали присосками обильно смазанную слизистую, продвигались, извиваясь, всё глубже, распирая всё шире. Клава не воспротивилась, когда ощутила, что сзади в нее вторгаются сразу два кончика, изгибаясь, растягивая, расширяя место для третьего, трущегося у чувствительного краешка входа. В лоне также буйствовали два щупальца, кажется, самые толстые, а третье присосками изводило клитор и нежные, припухшие нижние губы.
Руки Стива обнимали ее за талию, прижимая к жесткому мускулистому торсу бережно, но крепко, чтобы она не вздумала вырываться. Но ей и не хотелось. Она чувствовала его скрытую тоску и печальную ревность — и ей хотелось его утешить, дать ему то тепло, которое он заслуживает в ответ на свое неразделенное чувство. Преданность и верность, что осмеяли и отбросили, как нелепые, ненужные, не понятые, нежеланные…
Флавиан первым выбрался из бассейна, сел на бортик, свесив ноги в воду.
Вскоре следом за ним закончили и Клава с осьминогом. Стив подсадил обессиленную, но довольную суккубу, сам тоже устроился рядом, позволяя человеческой половине тела обсохнуть, а щупальцами лениво шевеля в воде.
В бассейне осталась плавать кругами только Сирена. Русалка забылась в упоении нереста, скорость же помогала ей сбросить накопившуюся в пазухах рыбьего брюха икру.
— Батюшки, сколько же в ней убирается! — подивилась и пожалела бедняжку Клава. — Как же она это всё таскала-то?
Икринки, полупрозрачные шары размером с теннисный мячик, заполнили всю емкость, паря в завихрениях течения и перемешиваясь, словно праздничное конфетти, рассыпанное горстями, или как пенопластовые снежинки в стеклянном пресс-папье.
— Она сбрасывает икру обычно раз в год, — с легкой печалью произнес Стив, поймав рукой пару икринок, подплывших к самой поверхности. — Когда становится невмоготу, она приходит ко мне.
Клава сочувствующе вздохнула. Тихонько придвинулась к молчащему инкубу, положила голову ему на плечо — утомившись просто сидеть, якобы чтобы лучше видеть продолжающийся танец одинокой русалки.
— Теперь на целую неделю я лишен собственного бассейна! — вздохнул еще горше осьминог. — Не смогу прочистить и сменить воду, пока это всё тут будет плавать. Зато потом засолю в банках — знатная выйдет закуска к пиву, деликатесная!
Клава укоризненно проворчала:
— Зачем ты так говоришь, Стёпа? Ты же любишь ее!
— Нет, а, по-твоему, я должен это всё выбросить? Слить в канализацию? — вот теперь с полной искренностью возмутился бармен. — Потому и буду ждать неделю, чтобы понять, есть ли здесь хоть одна оплодотворенная икринка! Я ж не каннибал какой, чтобы детей любимой женщины в банках засаливать. Другое дело, если вся пустая — не выбрасывать же? Лучше сам съем.
Клава так и представила, как страдающий от неразделенной любви осьминог будет жевать бутерброды с громадными, норовящими скатиться с куска хлеба икринками, и тайком плакать по жестокосердной русалке. Хрюкнув смешком, суккуба тут же чихнула. Поднялась на ноги, шлепая босыми ступнями по мокрому холодному кафелю, направилась в ванную, гнусаво пояснив:
— Я всё, закончила с водными процедурами. Пойду одеваться, а то еще простыну тут с вами! И вообще домой уже пора.
— Ага, она тут еще долго может плавать, — кивнул Стив.
Флавиан тоже встал, принялся с праведным ворчанием собирать разбросанную по полу одежду, мокрую насквозь, сколько ни отжимай.
— Одолжить тебе что-нибудь из моего гардероба? — предложил Стив.
— Обойдусь, спасибо, — буркнул инкуб. — Всё равно штанов у тебя нет. Не идти же мне по улице в сухом свитере, который мне велик, и в мокрых брюках? Если целиком мокрый буду, тогда хоть прохожие неправильно не поймут.
Флавиан проводил Клаву до коттеджа некромантки, сделав изрядный крюк, пусть она и стращала его всю дорогу простудой с осложнениями и потерей потенции. Только удостоверившись, что она вошла в дом и закрыла за собой дверь, он поплелся к себе, переодеваться и сушиться. Клава проводила его взглядом, украдкой подсмотрев сквозь занавеску на окне.
21
Клава переоделась, высушила волосы, причесалась. Связалась через коммуникатор с Персиком, поболтала с ним полчаса, затем пожелала сладких снов и виртуально чмокнула в носик. Потом приготовила ужин, почему-то посчитав, что нужно накрыть стол на двоих. Очень обрадовалась, что Основатель ушел бродить по кладбищу и не докучает ей ставшим привычным назидательным ворчанием.
