— Почему же не посмели? — подал голос из форточки Основатель, успевший тихо вернуться с кладбища. — Вон их делегация, за забором прячется.
Клава громко и приветливо попросила подойти и представителей третьего клана. Запинаясь, те объяснились, что третьего яйца не будет, против ожиданий развеселившейся суккубы, ибо они, сектанты по мнению двух других родственных кланов, поклоняются не Небу или Земле, но Космическому Началу, которое оплодотворило Богиню-Мать.
И Клаве предъявили каменное изваяние мужского органа, искусно высеченное высотой в рост лепрекона. Камень красиво переливался затаенными в глубине фиолетовыми и серебристыми всполохами, действительно чем-то напоминавшими космос с фотографий астрономов.
Клава хихикнула в кулачок, поглядев на священную «запчасть». И взялась наводить дружбу народов среди трех кланов. Оказалось, вполне возможно провести праздник совместно, всем лепреконским миром. Такого много веков не бывало, но отчего же не вспомнить теперь древние славные традиции. С Космическим Началом вопросов у Клавы не возникло: она станцует танец плодородия, потом продемонстрирует, так сказать, процесс зачатия мироздания. А вот дальше выходила заминка: яйца следовало «рождать» один за другим. Ладно, если Клава протанцует как-нибудь и постарается раньше времени из себя эти довольно тяжелые камни не выронить. Но оба засунуть в одно лоно, а после там же пошуровать Началом точно не получится. Да еще она опасалась, что Небо и Земля родятся одновременно!
— Боюсь, даже в рот я не запихну второе, — Клава с сомнением крутила черное яйцо в руках, примериваясь. В отличие от нижних отверстий, рот у суккубы не умел растягиваться до неприличных размеров. Да и за зубы страшно, всё-таки камень прятать в за щекой и прыгать в танце — это чревато не праздником, а походом к стоматологу. Дома-то дантисты страшные, а в этом мире кто их знает, какие они? Жуть!
Зеленый и синий лепреконы шепотом посовещались друг с другом. И вперед выступил садовый:
— Не сочти за дерзость, госпожа Клава! Небо и Земля не могут родиться одновременно, это будет противоречить нашим преданиям. Но мы, как знатоки грядок и удобрения, не возражаем, если ты исторгнешь священное яйцо не из лона, а из сраки Богини.
— Чего? — Клава невольно вылупила глаза.
— Это он по-старинному манеру назвал задницу, — любезно пояснил Основатель из форточки.
— Спасибо, я поняла! — буркнула Клава.
Лепреконы от ее реакции втянули головы в плечи. Клава запоздало сообразила, что стороны друг друга неверно расслышали: Основатель прав, зеленый коротышка употребил просто старинное слово, ничего ругательного не имея в виду. Это как вагина — лоно, сиськи — перси, анус соответственно — срака. Просто ей так послышалось, ведь в ее языке аналогичное устаревшее слово перешло в раздел матерных, а у них, напротив, стало возвышенным, относясь к Богине.
— То есть, вы не обидитесь на меня за святотатство, если я так сделаю? — осторожно уточнила она.
Лепреконы, уразумев причину ее шока, дружно выдохнули, снова заулыбались.
— Как можно! Ведь мы дети Земли! А ничто так не удобряет почву, как добрый навоз!
— Тем более в легендах сказано «родится из чрева», — добавил с видом эрудита домовой, — а зад не меньше связан с чревом, чем лоно.
— Что ж, тогда у меня всё получится, — подытожила Клава.
Так как праздник должен был начаться уже через несколько часов, ей пришлось немедленно приступить к репетиции танца. Все лепреконы радостно разбежались готовиться, с суккубой остались две пожилые жрицы в качестве учительниц хореографии. К счастью, ритм у танца оказался простой до примитивности, а фигуры легко запоминались. Пока она приплясывала посреди гостиной под строгим присмотром наставниц, усевшихся на столе, Клаве подумалось, что движения во многом похожи на индийские танцы. В детстве она предостаточно насмотрелась фильмов о смуглых влюбленных и жестоких раджах — и сейчас вот пригодилось, схватывает всё на лету!
Разучив священный танец плодородия и ненадолго простившись с почтительными жрицами, Клава, ощущая в душе и теле какую-то небывалую легкость и радость, приняла душ, затем облачилась в по-праздничному яркое струящееся платье, без нижнего белья, чтобы не мешкать на празднике с раздеванием. И без особого труда запрятала в себе священные яйца. Попробовала и Космическое Начало, всё-таки какие-то сомнения в своих возможностях у Клавы оставались. Но нет, ствол лепреконского лингама вошел в лоно без проблем. Да так приятно, гладко там обосновался, что Клава с трудом удержалась от игры с собой — пусть и хотелось отрепетировать, но нельзя, ведь от избытка влажности удержать камни будет еще сложнее.
Когда она вышла, готовая к своей роли, на крыльцо, там ее уже ждали: толпа лепреконов с многочисленными фонариками в руках — их оказалось на изумление много! Просто река светлячков, тянущаяся от порога до ворот сада и дальше, по всей улице, насколько было видно. Клаву встретили приветственным гомоном, осыпали зерном, блестками и лепестками цветов. И, затянув праздничный гимн всем миром, повели, держась за краешек подола, куда-то в рощу, что шелестела напротив кладбища.
Сперва Клаве это казалось неким причудливым пикантным сном. Однако тяжесть внутри, отдающаяся при каждом шаге, так что приходилось сжиматься, чтобы не выронить реликвии — эта тяжесть убеждала, что она не спит. И эта же тяжесть действовала на суккубу крепче, чем игристое вино. Хотелось петь вместе с мелким народцем — и она стала подпевать, утроив ликование лепреконов. Хотелось сбросить одежду и танцевать босиком по росистой траве, голой, позволяя обнимать себя ночному прохладному ветерку, чувствуя разгоряченной кожей ночь, тыкаясь бесстыдными горошинами сосков в ласковую темноту, истекая соками, как почва весной, словно впрямь стала Богиней, готовой родить Небо и Землю…
И Клава рассмеялась в голос, увидев, как опешил вернувшийся Флавиан, столкнувшись с процессией, что текла по широкой дороге в сторону рощи. Он был далеко от нее, но в слабом сиянии фонариков она прекрасно видела выражение его лица. А также то, что он всё-таки успел зайти к себе домой и переодеться в сухую одежду, утеплившись от простуды трикотажной курткой крупной вязки.
Инкуб проглотил удивление и последовал за ними на отдалении, но не прячась.
Танцуя на выбранной лепреконами поляне, Клава видела устремленные на нее глаза Флавиана. Она чувствовала его взгляд всем телом, всей кожей. И засмеялась от его смущения, когда пришла пора Богине встретить со всем жаром и страстью дарующее жизнь Космическое Начало, направленное собственной ее рукой.
Она извивалась на примятой траве, упираясь сосками в ясное ночное небо, смаргивая звезды слезами наслаждения — загоняя Космическим стволом глубже в себя стремящееся наружу яйцо Неба, пока не пришло его время. Она чувствовала распирающее давление сзади и спереди, она крепилась изо всех сил, дрожала снаружи, содрогалась внутри — и срывала дыхание вздохами-вскриками:
— Ах!..
— Ах! Ах! Ах! Ах! — подхватывала в своем ритме поющая толпа мелюзги, пляшущая среди высокой травы, вплетая выкрики в песнопение.
