— Я не могу… — Валька подкатила глаза и следующий вздох вышел куда горестнее. — Люблю его очень и противна мне мысль, что другой мужик меня трогать будет.
— Да ты за мной через неделю, как собачонка бегать будешь, — лицо Темного озарилось охотничьим азартом. — Полюбишь меня. Да так, что свет белый не мил будет. Вот это настоящая месть Вепру будет.
— Ой нет… — Валька отвернулась. — И глядеть на тебя не могу, Вепр перед глазами стоит.
— Ну-ну… — протянул Черномыс и спросил: — Есть хочешь?
— Хочу, — кивнула она. — Молочка бы с медом…
Он окинул ее насмешливым взглядом и вышел, аккуратно прикрыв дверь.
Валя огляделась и хмыкнула: ничего нового. Стол, лавки, печь, полати. Чисто, пахнет цветами… Цветами? На окне стоял кувшин, а в нем свежий букет ромашек, с ярко-желтыми серединками.
— Вот уж никогда бы не подумала, что Темные цветочки собирают… — прошептала она и осторожно выглянула в окно.
Темные сидели за столом и что-то обсуждали. Валька прислушалась и ее так заинтересовал этот разговор, что она влезла на лавку и высунулась верхней половиной на улицу.
До ее ушей долетел грубый голос:
— Что за женщина пришла с Черномысом?
— Угрюм сказал, что украл ее у Вепра, — ответил ему такой же неприятный голос. — Пусть знают, что даже бабы их нашими будут!
— Ты решила вылезти в окно?
Валька дернулась назад, стукнулась головой и рухнула на лавку.
— Убежать отсюда невозможно, — Черномыс поставил на стол кувшин с молоком и тарелку с медом, в котором торчала деревянная ложка. — Вот молоко и мед.
— Спасибо, — Валька придвинулась ближе и отпила с кувшина, с удовольствием причмокивая губами.
— А хлебушка можно?
Брови Темного поползли вверх и он, уперевшись кулаками в стол, сказал сверкая глазами:
— Ты дура, или очень хитрая баба. Не шути со мной, это опасно.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, от которого у Вальки почти отнялись ноги, и вышел хлопнув дверью. Она с досадой отставила молоко и полезла на полати, решив, что поспать — самое лучшее решение.
* * *
— Я вижу огонь, — я испуганно напряглась в руках Вепра, но он успокоил меня:
— Этот костёр на капище Перуна. Не бойся.
Действительно через минуту я увидела частокол огораживающий капище, которое по форме напоминало восьмиугольник. Девять святилищ разбивали внутреннее пространство этого удивительного места. Восемь из них располагались вокруг главного, посвященного божеству-громовержцу… Его огромный идол возвышался над нами, вводя меня в мистический трепет.
— Как здесь страшно… — прошептала я, а Вепр тихо рассмеялся:
— Тебе привиделось… Это не страх. Место здесь намоленное, вот и потряхивает изнутри от силы этой.
Он усадил меня возле огня и жаркое тепло моментально охватило моё продрогшее тело. Вепр присел рядом и повернув моё лицо к себе тихо сказал:
— Не бегай от меня, березка моя. Тебя вижу и душа моя волнуется, места себе не находит. Аромат твой меня будоражит, окунуться в него хочется…
Его шепот проникал в каждую клеточку моего тела, отчего они вспыхивали обжигая изнутри. Я уже не противилась, когда он прикоснулся к моим губам и его язык скользнул между ними. Все вокруг взорвалось миллионами радужных всполохов, предшественниками дикого наслаждения. Ни один мужчина не заставлял меня чувствовать подобное. Это было похоже на слияние двух рек, на вспыхнувший пожар из двух костров, на два урагана соединившихся в один…
Мы лежали под звездным небом и я чувствовала под собой мягкость и прохладу травы, а сверху горячее тело Вепра, покрытое шрамами и сиявшее в бликах костра, будто золото. Он и сам был похож на древнего бога с этой удивительной, воистину мужской, красотой закалённой в боях с темными силами. Эта красота вводила в трепет и желание соединиться с ней в единое целое. Мир замер на секунду, а потом взорвался адским наслаждением в прямом и переносном смысле, ибо над нами с жуткой силой загремел гром.
— Нас Перун благословил, душа моя… — прошептал Вепр. — Моя ты теперь. Навеки моя…
Бледное лицо Ёлки было похоже на кусок гипса, лишь тёмные провалы глаз блестели от слез. Она стояла возле капища Перуна, мокрая от внезапно начавшегося дождя и с ненавистью смотрела на два сплетённых тела, одно из которых она боготворила всю свою недолгую жизнь.
— Ошиблась… ошиблась… — повторяла она, кусая губы до крови. — Да как же так…
— Иди домой, не позорь меня.
Она не слышала, как к ней подошёл Мезеня и вздрогнула.
— Ты чего здесь, дед?
— А ты чего? — старик весь кипел от ярости. — Подглядаешь, как лиса! Трешься по кустам!
— Оставь меня! — прошипела Ёлка и повернувшись к деду сказала, захлебываясь слезами: — Не оставлю я это так! Слышишь, дед? Не оставлю! Все сделаю, чтоб её извести!
— Да что же ты говоришь такое! — охнул Мезеня. — За ум возьмись! Не рой яму себе, дура!
— Не учи меня! — глаза Ёлки горели страшным пламенем. — Своё я никому не отдам!!!
— Да когда же оно твоё было?! — старик погрозил ей скрюченным пальцем. — Иди домой, иначе опять тебя в холодной закрою!
— Отцепись дед! — Ёлка оскалилась так страшно, что он отшатнулся. — Подружку-то её я уже Тёмным посватала! Небось хорошо встретили!
— Ты это о чем говоришь? — старик нахмурил густые брови.
— А ты разве не слышал? — она вся горела ненавистью и злобой. — Тёмным её отдала! Заманила!
Мезеня замахнулся своей палкой на неё, но Ёлка перехватила её и что есть силы толкнула старика в грудь:
— Уйди с дороги!
Мезеня не удержался на ногах и упал на мокрую траву, ударившись головой о камень, отчего кровавые брызги разлетелись по белой рубахе. Он вскрикнул и затих, обмяк под дождём, но Ёлка даже не подошла к нему, лишь швырнула сверху корявую клюку деда…
Глава 10
— Ты куда? — я прижалась к широкой спине Вепра. — Я с тобой.
— Остынь, душа моя, — он повернулся ко мне и я чуть не задохнулась от его мощи, затянутой в военное облачение. — Тебе там делать нечего. Нужно с Черномысом встретиться, о Вале поговорить. Чего хочет он взамен.
— А вдруг он драться будет? — с беспокойством сказала я и он улыбнулся:
— Ну будет, значит будет. Сдачи получит.
— Ну возьми меня с собой! Прошу тебя! — я заглянула ему в глаза, но он оставался непреклонным:
— И не проси. Или мне запереть тебя?
Я сдалась и сильней прижалась к нему.
— Ну будет, будет… Вернусь я скоро и заметить не успеешь. Давай губы свои сюда, наесться ими не могу…
