Я улыбнулась, тоже кое-что вспомнив.
– Ну, тут ты прав. А почему тебе понадобилась операция?
Вестон помолчал несколько секунд.
– Не мне. Я отдал почку Кэролайн.
Я живо повернула к нему голову.
– Ого! Я и понятия не имела. Вот это поступок!
Вестон дернул плечом.
– Да ничего хорошего… Спустя три года после пересадки у нее началось отторжение. Сперва думали – грипп. Ей давали иммунодепрессанты и окончательно угробили ее иммунную систему, она и так много лет боролась с болезнью. В конце концов Кэролайн скончалась от инфекции, потому что препараты против отторжения моей паршивой почки сделали ее беззащитной перед любой заразой.
У меня заныло в груди.
– Мне очень жаль.
– Не стоит, это не твоя вина.
Виноватых тут вообще не было, но интуиция подсказывала, что кого-то он все же винит.
– Ты же понимаешь, что и не твоя тоже?
– Конечно, – ответил Вестон, глядя в сторону.
– Подожди, – я взяла его за подбородок и повернула к себе. – Ты понимаешь, что ты в этом не виноват?
– Передо мной стояла одна задача – сделать сестру здоровой, а я даже этого не смог.
Я вглядывалась в его лицо: Вестон говорил совершенно серьезно. Покачав головой, я сказала:
– Сделать Кэролайн здоровой было не в твоих силах. Я считаю, это просто героизм, что ты отдал почку, но ты сделал это из любви к сестре, а не по обязанности.
Вестон фыркнул:
– Да нет, София, меня для этого рожали. Я брат-спаситель.
Я недоуменно нахмурилась.
– Как это?
– Кэролайн поставили диагноз уже в год, поэтому меня зачинали в пробирке. Маме подсадили только зиготы, генетически совместимые с моей сестрой и не имевшие дефектных генов. В результате на свет появился ходячий склад запчастей.
У меня невольно приоткрылся рот.
– Ты не шутишь?!
– Три пересадки костного мозга – и почка.
Я не нашла слов.
– Да это… это…
Вестон печально улыбнулся.
– Ненормально, знаю, но так обстоят дела. Пока я рос, я об этом не думал. Когда сестра болела, я тоже сидел дома. Мне казалось, это чтобы я не принес Кэролайн лишнюю заразу. – Он покачал головой. – А матери просто было нужно, чтобы я был в форме, если сестре вдруг срочно понадобится новая пересадка костного мозга.
– Вы с Кэролайн очень любили друг друга. Я видела, как вы вместе шли домой или занимались в библиотеке, и люто вам завидовала. У меня-то всего и было, что засранец сводный братец.
– Да, я любил Кэролайн больше, чем себя. Если бы я мог заболеть вместо нее, я бы не колеблясь поменялся с ней местами. Она была классная.
Я почувствовала в горле вкус слез.
– Но это лишний раз доказывает, что ты помогал сестре из любви, а не из чувства долга.
Вестон нашел взглядом мои глаза и лишь потом заговорил:
– Когда я родился, дед положил на мой счет пять миллионов. Я думал, у него все внуки так обласканы, но в ночь, когда умерла Кэролайн, я узнал, что трастовый фонд есть только у меня. Дед учредил в качестве компенсации за то, что я стал донором для Кэролайн.
Я прерывисто выдохнула.
– Это хрен знает что.
– Мать звонит мне дважды в год – в день рождения Кэролайн и в годовщину ее смерти. С моим днем рождения она не поздравляла меня уже лет десять.
– Господи, Вестон…
Он улыбнулся и провел рукой по моим волосам.
– А ты думала, у тебя семейка ушатанная? Да твои нервно курят в коридоре!
А я все гадала, отчего он вошел в штопор после смерти сестры. Новые открытия проливали свет на ситуацию.
Я нежно поцеловала его в грудь там, где сердце.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я не про твою потерю – хотя, конечно, это трагедия. Я прошу прощения, что осуждала тебя столько лет, ничего толком не зная. Под маской засранца, которой ты так щеголяешь, скрыт по-настоящему прекрасный человек.
Вестон сказал, глядя куда-то вдаль:
– Ты сама хороший человек, а хорошие ищут в других хорошее.
– Ну и что? Чем это плохо? Что не так с желанием найти хорошее?
Он повернулся ко мне и печально улыбнулся.
– С виду ничего, но это делает тебя необъективной. Порой люди какими кажутся, такими и являются.
Я была убеждена, что он ошибается, но спорить не стала. Опустив глаза, я снова провела пальцем по шраму.
– Можно личный вопрос?
– Типа остальное, о чем ты меня спрашивала минуту назад и все последние недели, было сугубо по работе?
Я засмеялась и шлепнула его по рельефному прессу.
– Молчи, Локвуд!
Вестон улыбнулся.
– Какой у тебя вопрос, лиса любопытная?
– Ты поэтому к психотерапевту ходишь? Из-за потери сестры, потому что ты считал себя ответственным за ее здоровье?
Вестон нахмурился:
– Я хожу к врачихе, потому что таково условие сохранения моей работы. А лечить меня не надо.
Наступившее молчание длилось так долго, что Вестон наконец кашлянул:
– Мне, пожалуй, пора. С утра надо навестить старого друга.
– А, понятно.
Я отодвинулась на свою половину кровати, чтобы он смог встать, и смотрела, как Вестон одевается. Я не знала, правда ли у него встреча или ему так неприятен этот разговор, что он предпочел сбежать. Атмосфера в спальне изменилась. Я натянула простыню на плечи, чтобы сдержать дрожь.
Вестон нагнулся и поцеловал меня в лоб.
– До скорого?
Я через силу улыбнулась:
– Конечно.
Спустя минуту щелкнул замок закрываемой двери. Я лежала в кровати одна, думая о последних двадцати четырех часах. Секс с Вестоном давал изумительные физические ощущения. Между нами присутствовало несомненное влечение. Раньше мне казалось, что эта искра вспыхивает лишь при обострении наших непримиримых противоречий, но вчера ссоры не было, а наша тяга друг к другу и «химия» только усилились. Может, нас связывает не только желание выместить накопившуюся злость?
Отчего-то это меня беспокоило. Может, я утратила уверенность в себе после фиаско с Лиэмом? Или интуиция подсказывала не связываться с Вестоном Локвудом?
Тут было о чем подумать, но, к счастью, на тумбочке зажужжал сотовый, оторвав меня от головоломных упражнений. Я улыбнулась, увидев на экране имя Скарлетт.
– Доброе утро, – сказала подруга, и я поняла, что она улыбается. – Я не помешала?
