Фрэнсис была удивлена сверх всякой меры.
— Скажите честно: вы повторяете слова лорда Клейтона?
Лукас откашлялся.
— Разве не правда, что такие владельцы поместий, как Клейтон, имеют обязательства, которые должны выполнять? Ваш отец наверняка указал бы вам на это, если бы вы поговорили о законе с ним.
Фрэнсис скрипнула зубами.
— Мой отец никогда в жизни не выполнял никаких обязательств.
Слова сорвались с ее губ раньше, чем она успела их обдумать, но Лукас понял ее:
— Я сожалею.
Судя по выражению его лица, он действительно сожалел об услышанном, но жалости в его взгляде не было, и это хорошо. Фрэнсис ненавидела, когда ее жалели.
— В этом нет никакой необходимости. Это неприятно, но правда. Наши земли давно заложены, а большинство слуг уволены.
Фрэнсис понимала, что не должна говорить такое постороннему человеку, но почему-то чувствовала себя с мистером Лукасом в безопасности. Ей казалось, что ему можно рассказать все, и он не осудит.
— Если так, закон поможет вернуть деньги в карманы вашего отца, — заметил Лукас.
— Карманы моего отца пусты, потому что он все проигрывает. Я бы лучше отдала деньги слугам, труженикам, которых он выгнал на улицу.
Мистер Лукас понизил голос.
— Все так плохо?
Фрэнсис вздернула подбородок и отвела глаза: нет, плакать категорически нельзя, — но боялась, что не выдержит.
— У нас осталась только Альбина и миссис Уимберли.
Лукас непроизвольно подался к девушке и коснулся руки: ее будто огнем обожгло.
— Мне очень жаль, Фрэнсис.
Он впервые назвал ее по имени, и ей захотелось сделать то же самое. Она отчаянно заморгала, стараясь избавиться от подступивших к глазам слез.
— Все в порядке, я справлюсь. — Она попыталась улыбнуться, но получилось так себе. — Мне только что пришло в голову, что я не знаю вашего имени.
Он отвел глаза и несколько секунд молчал, потом все-таки ответил:
— Мое имя Лукас.
Фрэнсис нахмурилась.
— Как, разве это не фамилия? А я все время называла вас «мистер Лукас»…
— Я решил, что мне не подобает вас поправлять, не говоря уж о том, что лакей вообще не должен называть свое имя.
— А как тогда ваша фамилия?
Лукасу разговор нравился все меньше, но ничего не поделаешь.
— Э-э-э… Вуд, Лукас Вуд.
Девушка кивнула.
— Хорошо, легко запомнить. Признайтесь, Лукас: вам же не может действительно нравиться этот закон?
Лукас почесал затылок.
— Есть аспекты, которых, возможно, вы не знаете… то есть мы не знаем.
Фрэнсис уперла руки в бока и заявила:
— А вот этого не надо! Я уже слышала это, и не раз: то я чего-то не знаю, то не понимаю, а я знаю!
Следующие полчаса они обсуждали буквально каждую строчку законопроекта, и Фрэнсис была вынуждена признать, что для лакея мистер Вуд обладает довольно обширными правовыми знаниями. На каждый ее аргумент у него имелся контраргумент — с точки зрения аристократа, конечно.
— Боюсь, мнение вашего хозяина оказывает слишком большое влияние на вас, — объявила она наконец.
— Почему вы так решили? — нахмурился Лукас.
Девушка в досаде всплеснула руками.
— Ну вы же находитесь на службе. Неужели не видите, что этот закон связывает по рукам и ногам и вас, и ваших будущих детей? — Она покраснела. — Ой, простите: это предположение, что вы намерены иметь детей.
— Разумеется, как всякий нормальный человек, я очень хотел бы иметь детей, — спокойно сказал Лукас, внимательно всматриваясь в ее лицо.
Фрэнсис бросило в жар. Даже не глядя в зеркало, она понимала, что стала пунцовой. Черт ее дернул ляпнуть про детей!
— Тогда вы не можете не видеть, что этот закон не дает вам ничего хорошего.
Лукас посмотрел в окно и глубоко задумался.
— Полагаю, здесь вы правы.
— Конечно же, я права. Палата лордов могла был отклонить закон, но наши богачи голосуют только за себя и свои кошельки.
Их взгляды встретились.
— Вы же никому не служите, миледи. Скажите, почему для вас так важно, чтобы закон был отклонен?
— Потому что так справедливо и правильно. Меня заботят не только собственные интересы, но и интересы других людей, — ответила Фрэнсис, глядя в окно.
— Вы думаете, что все, кто поддерживает закон, заботятся лишь о своих интересах?
— Разумеется. Во всяком случае, закон не предусматривает улучшений для тех, кто трудится и служат своим хозяевам годами, а то и поколениями.
— Уверен, не все члены палаты поддерживают закон, — сказал Лукас.
— Да, но таких мало.
Фрэнсис все еще не могла понять, поддерживает мистер Вуд закон или спорит, просто чтобы позлить ее, но в любом случае ей мало что нравилось больше, чем обсуждать законы.
Лукас положил руки на стол перед собой и сцепил пальцы.
— Вы знаете, кто из членов парламента за и против закона?
— Нет, но могу догадаться. Также я полагаю, что некоторые еще не приняли окончательного решения. Именно их я и попытаюсь склонить на свою сторону, когда в следующий раз выйду в свет.
— Вы действительно верите в то, что вам удастся заставить кого-то из членов парламента изменить свою позицию? — недовольно проговорил Лукас.
— Понятия не имею, — честно ответила Фрэнсис, — но я должна попытаться.
— Значит, вы абсолютно уверены в своей правоте?
— Более чем.
Лукас надолго замолчал.
Ей хотелось схватить его за плечи и как следует встряхнуть, но вместо этого она лишь придвинулась к нему поближе.
— Лукас, вы меня слышите? Я заставляю вас думать?
Он не ответил, но как-то странно посмотрел ей в глаза, потом взгляд опустился на губы… Неужели он намерен опять поцеловать ее? Фрэнсис ничего не имела против.
— Вы заставляете меня думать о… многом и самом разном. — Он подался вперед, ближе, еще ближе, и веки его медленно опустились. Фрэнсис тут же прильнула к нему. Как только губы их встретились, Лукас потянул ее за собой на толстый ковер, покрывавший пол библиотеки. Оказавшись таким образом сверху, он стал лихорадочно покрывать ее лицо и шею поцелуями.
Это было сущее безумие. В любой момент кто-то мог войти и увидеть их, но заставить себя остановиться Фрэнсис не могла: наоборот, обхватила Лукаса за плечи и еще сильнее прижалась к нему, ноги ее сами по себе раздвинулись — конечно, насколько это было возможно под юбками.
