– Только то, что знают все, – все еще недоумевая, сказал Матас. – Каких-то особых сведений у меня о ней нет.
– Думаю, это ему и нужно. То, что знают местные.
Матас пожал плечами.
– Я могу рассказать тебе, что знаю, но… – Он нахмурился. – Хелена, я думал, ты больше не хочешь служить Правосудию?
Я снова вздохнула. Я не знала, чего хотела.
– Что бы я ни решила, мне придется с ним поговорить, – сказала я. – Возможно, у меня получится умилостивить его, если я вернусь с чем-нибудь полезным.
Какое-то время мы стояли молча.
– Может быть, ты сможешь остаться здесь, – сказал Матас, теребя в руках перчатки. – Знаю, мы с тобой только встретились, но я чувствую… – Он замолк, смутившись.
– Я чувствую то же самое, – сказала я.
Сейчас кажется, что это звучало так глупо и драматично. Я с улыбкой вспоминаю, как быстро мы влюбились друг в друга. На такое способна лишь юность. Однако, думаю, по отношению ко мне и Матасу было бы несправедливо списать те мои чувства на легкомысленное увлечение молодой девушки. То, что все произошло столь быстро, не означало, что чувства не были серьезными. Иногда мне приходится самой напоминать себе об этом.
– Ты расскажешь мне, что знаешь? – спросила я. – Обещаю, мы еще снова увидимся. Я вернусь, как только смогу.
– Конечно. Но мне известно немного. Ее зовут Санджа Бауэр. Насколько помню, ничего особенного в ней не было. Я сам с ней никогда не разговаривал, но часто видел в городе. Она примерно нашего с тобой возраста.
– Лорд Бауэр сказал, что она ушла в монастырь, потому что ощутила тягу к той жизни.
Матас пожал плечами.
– Я знаю лишь то, что она в монастыре. Я никогда об этом не задумывался, но ушла она туда как-то внезапно. И с тех пор не покидала его, насколько мне известно.
Я нахмурилась.
– Но ведь от города до монастыря всего лишь миля, – сказала я. – В Учении Немы ведь нет заветов, запрещающих монахиням покидать его, верно?
Матас покачал головой.
– Нет, они все время выходят в город. Большинство неманцев придут сюда на время праздника Зимних Холодов. Можешь посмотреть, они сейчас все время суетятся вокруг храма. И по традиции каждую зиму приносят подарки в приюты и сиротские дома. Вообще, зимой им полагается давать кров попрошайкам, но, судя по замерзшим мертвецам у дверей храма, они этого делать не стали, – горько прибавил Матас.
Я рассеянно кивнула. Я помнила, как сама получала подобные подачки в Мулдау. Монахи и монахини порой приходили к нам и раздавали еду и старую одежду. Некоторые из них были глубоко благочестивы, но среди них находились и те, кто пользовался бедными и юными. Я не питала любви к сованской религии и искренне презирала лицемерие, заражавшее наиболее ярых ее последователей.
– Однако Санджа не выходит? – спросила я.
– Точно сказать не могу, но я, кажется, уже давно ее не видел. Может быть… пару лет?
– Тогда почему же все уверены, что она еще там? – спросила я.
– О, кажется, лорд Бауэр время от времени ее навещает. Думаю, она просто очень набожна. Всегда находится кто-нибудь, кто остается в стенах монастыря всю свою жизнь, особенно старики и калеки. А что же до остальных… Чего только религия с мозгами не сделает.
Я собиралась согласиться, как вдруг меня осенило.
– Ты сказал, что ее не видели уже пару лет?
– Ну, я ее столько не видел, – сказал Матас. – Это не значит, что и другие не видели.
– Но ты сказал «пару лет».
– Да.
– Два года?
Он пожал плечами.
– Наверное, примерно.
– Два года и три месяца?
– Нема, ну я уж так точно не помню!
– Вспомни!
Удивленный, он на время призадумался.
– Да, кажется. Точно, в последний раз я видел ее на ярмарке по случаю Сбора Урожая. И больше с ней не встречался.
Я лихорадочно соображала.
– Мне нужно поговорить с сэром Конрадом, – сказала я.
– Хелена, все хорошо? Что я такого сказал?
– Прости, мне нужно идти. – Сказав это, я услышала, как снаружи по грязи глухо прочавкали копыта и кто-то окликнул всадника с вершины башни. Всадник ответил, и я узнала голос Брессинджера.
– Это Дубайн, – сказала я и быстро чмокнула Матаса в щеку. – Мы скоро увидимся снова. – С этими словами я поспешила наружу.
– А, вот вы, – сказал сержант, увидев меня. – Мисс, вас хочет видеть какой-то джентльмен.
– Хелена! – позвал меня Брессинджер. Он сидел верхом на Гэрвине. Я ожидала, что он будет зол, но вид у него был встревоженный и нетерпеливый. – Я тебя битый час ищу.
– Мне нужно поговорить с сэром Конрадом, – сказала я, спешно спускаясь по ступеням со стены.
– Задница Немы, от тебя костром за милю разит, – сказал Брессинджер, когда я подошла. Он привез с собой мой плащ и указал кивком на тот, что был на мне. – Вернула бы ты его парню, а то он замерзнет.
Я быстро сняла плащ и поспешила обратно наверх, но меня перехватил сержант.
– Я ему отнесу, – сказал он и подмигнул. Я пробормотала: «Спасибо», – и снова спустилась к Брессинджеру.
– Давай быстрее, – сказал он и втащил меня на спину Гэрвина.
– Что за спешка? – спросила я, закутываясь в собственный плащ. – Я и так знаю, что должна поговорить с сэром Конрадом.
– Ага, «должна» не то слово, – сказал он, пуская Гэрвина галопом. – Но не о вашей перепалке. У нас появились новые заботы.
– Какие? Что произошло?
– Гонец принес сэру Конраду еще одно письмо. От сэра Отмара Фроста из Рилла.
– И что же написал сэр Отмар? – спросила я, перекрикивая ветер.
– Свои последние слова. Его убили.
IX
Возвращение в Рилл
«Не обращать внимания на дурные вести и мудрые советы столь же легко, как и на тех, кто их приносит и дает».
Старая пословица магистратов
Я до сих пор отчетливо помню, как мы ехали обратно через восточную часть города. С момента нашего с Матасом поцелуя мое сердце колотилось не переставая, но если раньше оно трепетало от радости, то теперь – от страха. И смерть сэра Отмара была лишь отчасти тому виной.
Вонвальт и я редко ругались. Мы препирались и огрызались, как и все люди, много времени проводившие в компании друг друга, но до по-настоящему жаркой ссоры дело доходило редко. Вонвальта было трудно разозлить, и он, придерживаясь сованских нравов, считал неподобающим открыто выражать свои чувства на людях. Когда я горячилась, он обычно не обращал на меня внимания или отстранял от работы до тех пор, пока я не успокаивалась.
