Мы остановились в небольшом, не защищенном стенами городке под названием Йоск. За половину недели мы проехали почти две сотни миль, и к тому моменту, когда наши лошади пробрались через грязь к станции Эстафеты на окраине города, мне казалось, что надо мной надругался сам Казивар. В кои-то веки снежные тучи рассеялись, и над нами, сверкая звездами, простерлось темно-синее вечернее небо. Облака пара, поднимавшиеся от дыхания наших коней и их всадников, клубились в сумеречном воздухе. От холода мое тело онемело и закоченело, как труп.
– Мы движемся быстрее, чем я рассчитывал, – угрюмо сказал Вонвальт. Его борода отросла и стала неопрятной, а шарф, который он натянул до самого носа, покрылся льдом в том месте, где осело его влажное дыхание.
Мне едва хватило сил, чтобы ему ответить. Я что-то пробормотала себе под нос, но в тот же миг моя лошадь решила заржать.
– Говори яснее, Хелена, – сказал Вонвальт. По его голосу я слышала, что он улыбается. – И не надо ржать.
Даже будучи в столь жалком состоянии, я не сдержалась и рассмеялась. Смех перешел в истерический хохот, и вскоре я уже плакала, а холод грозил приморозить слезы прямо к моим щекам. Подошедший к нам стражник растерялся при виде двух путников, с ног до головы покрытых замерзшей грязью и от души хохочущих.
– Я попросил моего секретаря не ржать как лошадь, – пояснил Вонвальт, когда смог взять себя в руки.
Стражник, взявший лошадей под уздцы, лишь закатил глаза.
– Эту шутку я уже слышал, – сказал он, и мы прошли вслед за ним в Йоск.
* * *
Мы двигались по Эстафете еще один день и одну ночь, а затем сдали наших лошадей на имперской станции в Бакире, у границы Толсбурга. Там, в местной конюшне, мы наняли двух других верховых лошадей, свернули с Хаунерской дороги и поехали по полям в сторону Рилла.
На этот раз мы подъезжали к деревне с востока, двигаясь по направлению к Толсбургским Маркам, чьи серые склоны и острые пики возвышались далеко на горизонте, похожие на гигантские выщербленные зубы. Землю здесь покрывал сверкающий снежный ковер, отчего эти места казались еще более унылыми и безликими, чем прежде. Мы пересекали поля совершенной белизны, проезжали мимо голых скелетов деревьев и погребенных под снегом путевых камней. Лишь бледное сияние солнца, тщившегося пробиться через облачный покров, помогало нам ориентироваться. Снег приглушал все звуки, и после грохочущей скачки по Имперской Эстафете казалось, что теперь мы тащимся медленно и зловеще тихо.
Весь день мы ехали по полям. Кони оставляли за собой глубокие борозды и были явно недовольны тем, что их заставляли тащиться по снегу, утопая по икры. Воздух кололся морозом, и в нем плясали снежинки. Выдохи – наши и животных – клубились большими облаками тумана. Несмотря на множество слоев одежды на мне, ветер, как нож изо льда, прорывался через мой местами прохудившийся вощеный плащ.
В середине дня мы увидели знакомый ориентир – старую заброшенную сторожевую башню на кургане Габлера. Поскольку каменное строение находилось в четверти дня пути от Рилла, а Вонвальт не хотел подъезжать к деревне впотьмах, мы направились к башне.
– Кроме того, тело сэра Отмара все еще может быть там, – сказал Вонвальт. Из-за снега его голос прозвучал необычайно тихо.
Пустив лошадей рысью, мы подъехали к башне. Она представляла собой единый столп из серого камня, примерно двадцать ярдов в поперечнике. Ее было легко заметить на пустынной местности, поскольку она была единственным рукотворным сооружением в округе. Она походила на монолит, зловещий и одинокий, и, приближаясь к ней, я испытывала растущее чувство страха. Но нам нужно было где-то укрыться на ночь, и башня была единственным местом поблизости, где мы могли это сделать.
Через час скачки мы подъехали к ее покрытому лишайником основанию. Я оглянулась и проследила взглядом борозды в снегу, оставленные нашими лошадьми. Несмотря на то что мы уже десятки миль не видели ни единой живой души, я вдруг испугалась, что кто-нибудь поедет вслед за нами. Я молилась, чтобы снег пошел сильнее и замел следы.
А еще я жалела, что с нами нет Дубайна.
– Да, его тело еще внутри, – мрачно сказал Вонвальт, выходя из башни наружу. Увидев выражение ужаса на моем лице, он прибавил: – Там нет ничего страшного. От холода труп закоченел. Если бы не следы крови, можно было бы подумать, что он просто спит.
– Я не хочу туда входить, – сказала я. Не знаю, почему я тогда так распереживалась, ведь до этого я много раз видела мертвецов. Но по какой-то причине я никак не могла избавиться от глубочайшего дурного предчувствия.
– Придется, – сказал Вонвальт. Он посмотрел на небо. – Уже смеркается, и нам понадобятся дрова для костра. Брось, Хелена, это всего лишь мертвец. Нема тому свидетель, ты их повидала немало.
Я с досадой пнула снег.
– Вы можете его убрать? – жалобно спросила я.
Вонвальт с удивленным видом посмотрел на меня.
– Конечно, – сказал он. – Ты что, думала, будто я хочу провести ночь под одной крышей с ним?
Я чуть не заплакала от облегчения.
– Я могу собрать дров, – поспешно сказала я. Лес, в котором леди Фрост проводила свои языческие богослужения, находился всего в миле от нас, и, хотя он казался темным и запретным, бродить в нем все же было лучше, чем смотреть, как Вонвальт вытаскивает мертвеца на снег.
Вонвальт кивнул и снова посмотрел на небо.
– Но поторопись. Помнишь, что нужно искать?
– Да, – раздраженно ответила я. – И я принесу столько, чтобы хватило на всю ночь.
– Хорошо, – сказал он. – Я пока осмотрю тело. Когда вернешься, не входи внутрь сразу, а сначала позови меня. Это важно.
– Ладно, – ответила я, решив, что Вонвальт просто хочет умыться и переодеться.
Путь до леса занял больше времени, чем я ожидала. Лошадь замерзла, не слушалась и хотела остаться с подветренной стороны башни, так что ей не понравилось, когда я стала понукать ее пятками. Но животное не приняло в расчет мой собственный страх – а я боялась оказаться в лесу после наступления темноты, и мысль об этом пугала меня даже больше башни. Так что в конце концов лошадь поддалась моим уговорам.
Я спешилась на краю леса. Он представлял собой темное безмолвное сплетение деревьев, которое казалось бесконечным, и я ощущала себя так, словно стояла на краю известного мира. Не переставая говорить с лошадью, чтобы справиться со страхом, я быстро собрала несколько охапок веток, связала их, подвесила к седлу, а затем снова оседлала лошадь. К тому времени, когда я поехала обратно, уже наступили сумерки, и ветер усилился.
Я добралась до башни и собралась было уже войти внутрь, чтобы укрыться от холода, но вдруг резко остановилась. Изнутри доносился голос, и принадлежал он не Вонвальту. Однако вокруг ничто не указывало на то, что к нам кто-то присоединился. Следы, которые мы оставили, прокладывая путь по этим землям, уже замело снегом.
